«Могу сказать, что он стихи любил совершенно так, как я, то есть как если бы сам их никогда не писал, всей силой безнадежной любви к недоступной силе. И, одновременно, всякий хороший стих слушал, как свой. Всякая хорошая строка была ему личным даром, как любящему природу — солнечный луч», — Марина Цветаева
«М. Волошин никогда не забывает о читателе и пишет лишь тогда, когда ему есть что сказать или показать читателю нового, такого, что еще не было сказано или испробовано в русской поэзии», — Валерий Брюсов
«Максимилиан Волошин умно разговаривал, умно выслушивал, жаля глазами сверлящими, серыми, из-под пенсне, бородой кучерской передергивая и рукою, прижатой к груди и взвешенной в воздухе, точно ущипывая в воздухе ему нужную мелочь; и выступив, с тактом вставлял свое мнение», — Андрей Белый
«Сел человек против меня и улыбнулся. Лицо его выразило три стихии. Бесконечную готовность ответить на все вопросы моментально. Любопытство, убелившее глаза под стеклами пенсне. И отсутствие грани, разделяющей двух незнакомых людей, — будто о чем-то уже спросил его.
Сколь личин ни надевает человек, сколь в качествах своих ни уверяет, верю только первому мгновенному, прояснившему лицо выражению души его, застигнутой врасплох.
Человек этот поэт», — Алексей Толстой
«Макс придумывал невероятные истории, мистифицировал… Он обладал редкой эрудицией; мог с утра до вечера просидеть в Национальной библиотеке, и выбор книг был неожиданным: то раскопки на Крите, то древнекитайская поэзия, то работы Ланжевена над ионизацией газов, то сочинения Сен-Жюста. Он был толст, весил сто килограммов; мог бы сидеть, как Будда, и цедить истины; а он играл, как малое дитя. Когда он шел, он слегка подпрыгивал; даже походка его выдавала: он подпрыгивал в разговоре, в стихах, в жизни», — Илья Эренбург