Возвращение автора фантастического бестселлера 2000-х
Когда Сюзанну Кларк спросили, что вдохновило ее написать роман «Джонатан Стрендж и мистер Норрелл», она отвечала: «Пожалуй, скука. И беспокойное, навязчивое воображение. Я всегда представляла себе более интересные места, чем те, в которых была на самом деле. В которых жили люди более интересные, чем я. В конце концов это привело к тому, что я стала сочинять истории и записывать их».
Работа над дебютной книгой шла больше десяти лет – по словам самой Кларк, «тратить столько времени на что угодно – безумие, если только речь не о возведении собора, выращивании сада или воспитании ребенка», – но в итоге книга имела грандиозный успех. Мастерски выстроенный, объемный (почти 800 страниц) роман о Англии XIX века, где волшебники-теоретики пытаются вернуть в мир настоящую магию, будто сам прилетел с помощью машины времени из эпохи Регентства – настолько тщательно Кларк возродила стиль того времени! – и при этом рассказывал живую сказочную историю, пришедшуюся по душе и настоящим поклонникам фэнтези, и любителям реалистической, выверенной прозы.
«Стренджа и Норрелла» оценили и критики, и читатели: после выхода в 2004 году роман одиннадцать недель держался в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», собрал ряд престижных наград, в том числе «Хьюго» и Всемирную премию фэнтези и обеспечил Кларк безбедное существование на десятилетия вперед. В 2015 году по книге был снят сериал. От автора с нетерпением ждали второго романа, но вместо этого она замолчала на шестнадцать лет – за все это время вышел лишь сборник рассказов «Дамы из Грейс-Адье».
Говоря о причинах молчания, Сюзанна Кларк ссылалась на нездоровье. Что именно мешало создательнице «Стренджа и Норрелла» вновь взяться за перо, мы вряд ли узнаем. Важно, что в 2020 году новый роман все же вышел – куда более компактный, чем предшественник, ни в чем на него не похожий, и, тем не менее, снова восхитивший аудиторию. После прочтения рукописи Александра Прингл, редактор Кларк, написала: «Для меня будет честью открыть двери Дома и показать миру его красоту».
Загадочная уединенная вселенная
Дом – это действительно дом. Огромный, без видимых и осязаемых границ, мир-лабиринт, где один величественный зал, полный статуй, перетекает в другой, бесконечное здание, которое нижними этажами уходит в морские глубины, а верхними устремляется в небеса. Дом, где идет дождь и снег, где летают птицы, а море выносит на ступени лестниц водоросли и мелкую морскую живность. Но люди в Доме не живут – за одним исключением.
Главный, а поначалу вообще единственный герой романа, из чьих дневниковых записей и складывается «Пиранези», изо дня в день бродит в одиночестве по пустым залам, собирает и ест водоросли и рыб, спасается от приливов, время от времени затапливающих нижние этажи Дома. Он здесь очень давно, его странствия из зала в зал длятся годами, но он безмятежен. Его дело – исследовать Дом. Ведь он верит: «Красота Дома несказанна; Доброта его беспредельна», а далее констатирует: «как исследователь и ученый, я обязан свидетельствовать о Великолепии Мира».
Заглавные буквы, щедро рассыпанные по тексту, неслучайны: рассказчик взирает на мир с детским восхищением и с благодарностью принимает все его дары. Он – своего рода «благородный дикарь» из книг эпохи Просвещения, не знающий соблазнов и вырождения, которые несет с собой цивилизация. Немудрено – в Доме она, на первый взгляд, полностью отсутствует. Только сотни и сотни загадочных статуй, о которых ни рассказчик, ни мы ничего так и не узнаем, да четырнадцать скелетов, чье местоположение и позы герой скрупулезно перечисляет в самом начале книги. Откуда взялись мертвецы, он не знает – но, как подобает ученому и джентльмену, относится с уважением.
«Я навещаю Мертвых... Я приношу им еду, воду и кувшинки, которые растут в Затопленных Залах. Я говорю с Мертвыми, рассказываю, чем занимался, и описываю увиденные в Доме Чудеса. Так они понимают, что не одиноки».
Так, среди статуй и мертвых, под небом, над морем, в бесконечном во все стороны Доме неспешно идет жизнь героя, которого зовут Пиранези.
Мистический детектив
Его зовут именно так – сам он, несмотря на почти полное отсутствие воспоминаний, откуда-то знает: «Насколько я помню, это не мое имя». Но это имя использует, разговаривая с ним, единственный, кроме него, человек в Доме. Он не живет в Доме, но часто там появляется, говорит с Пиранези и проводит собственные, не вполне понятные рассказчику исследования, чтобы потом вновь исчезнуть.
«Другой убежден, что где-то в Мире сокрыто Великое Тайное Знание, которое, когда мы его найдем, даст нам огромную силу. В чем это Знание заключается, он точно не знает, но в разное время намекал мне, что, обретя его, мы сможем:
-
победить Смерть и стать вечными
-
научиться читать чужие мысли
-
преображаться в Орлов и летать по Воздуху
-
преображаться в Рыб и плавать в Приливах
-
двигать предметы одной лишь силой мысли
-
гасить и вновь зажигать Солнце и Звезды
-
подчинять низшие разумы нашей воле».
Фигура Другого – так называет Пиранези своего собеседника, ведь его имени он не знает, а тот недостаточно вежлив, чтобы представиться – быстро становится ключевой для романа. В отличие от рассказчика, он совсем не «благородный дикарь», а пришелец из каких-то странных мест, орудующий непонятными железными приборами и то и дело неприятно посмеивающийся. Как только в романе появляется Другой, мы понимаем – здесь что-то не так, и один за другим у нас возникают вопросы. Откуда он пришел и куда уходит? Как он связан с Пиранези? Чьи, наконец, скелеты лежат в залах Дома? С приходом Другого в мире романа появляется малозаметная поначалу трещина, и медитативная идиллия постепенно оборачивается детективной, вполне остросюжетной историей. Пересказывать ее значило бы лишить читателя удовольствия самому пройти вмести с Пиранези этот путь до самого конца.
Множество культурных отсылок и метафор
Любовь Сюзанны Кларк к культурным отсылкам ярко проявилась в «Стрендже и Норрелле», который критики часто называли пастишем – произведением, вмещающим в себя стили и манеры более ранних книг (в отличие от пародии, пастиш по отношению к своим источникам имеет серьезный, не насмешливый характер). В число вдохновителей первого романа Кларк входили и мастера XIX века (Чарльз Диккенс, Джейн Остин, Джордж Мередит), и более современные классики фантастики — от Дж. Р. Р. Толкина до Нила Геймана.
Переходя в «Пиранези» от эпического полотна к куда более камерному сюжету, Кларк по-прежнему филигранно использует книги прошлого в качестве строительного материала – речь, конечно, не о плагиате, а об их переосмыслении и выстраивании тонких ассоциаций. Сама автор охотно говорит о том, куда уходит корнями ее новый роман:
«В графическом романе Алана Мура «Прометея» встретилась такая фраза: «Все мы когда-нибудь грезили о том, как бродим в необъятном доме», — и я подумала: да, очень знакомо! Я как раз пыталась вымыслить такое место действия, чтобы читатель поразился, но в то же время подумал: «Погодите! Я же тут бывал… кажется?..» На это же работают многочисленные отсылки к Нарнии и к притчам Борхеса, особенно к его переделке мифа о Минотавре в рассказе «Дом Астерия». К. С. Льюис и Борхес – не самое очевидное сочетание!»
Само название книги, прозвище, придуманное для рассказчика насмешливым Другим, – тоже культурная отсылка, причем довольно явная – но на всякий случай не будем ее раскрывать, чтобы избежать спойлеров. Важнее другое: даже без знания контекста любому читателю интуитивно понятно бытие главного героя — блуждающего по бесконечному Дому, одинокого, почти полностью лишенного общения с миром. Кто не чувствовал себя одиноко хотя бы раз – особенно в 2020 году? Как замечает писательница Мадлен Миллер, «Пиранези» – это глубокие раздумья о человеческой природе, о потерянности и обретении». Эти раздумья в конечном счете важнее всех культурных отсылок.
Терапевтический эффект
Здесь дело не столько в сюжете и финале романа, сколько в общей его атмосфере. Сдержанный, суровый мир, придуманный Сюзанной Кларк, живет по своим законам, и Пиранези, единственный постоянный житель Дома, принимает их с благодарностью, даже когда мерзнет холодными зимами или спасается от наводнений, залезая по статуям на верхние ярусы. Ему безразлично, кто перед ним: Другой, птицы, мертвецы, статуи или сам Дом, – ко всем он обращается с уважением и почтением. И эта плавность, это спокойное достоинство наполняют книгу до самого конца, какие бы болезненные перемены ни переживал рассказчик. Даже когда всё оказывается не тем, чем кажется, – а от таких печальных трансформаций не уйти не только в загадочном мире-лабиринте – нужно всё равно сохранять самоё себя. Впрочем, это лишь один из множества выводов, к которым можно прийти, если дочитать «Пиранези» до конца, – как и любая хорошая книга, этот роман предполагает множество прочтений, и к какому выводу придет читатель, перевернув последнюю страницу, зависит только от него самого.
