Почему Испания — это «земля кроликов»?
«Жила-была в стародавние времена прекрасная шкура быка, напоминающая очертаниями Испанию». Эта территория была населена сотней племен, каждое из которых говорило на своем языке и жило на свой манер. При каждом удобном случае они воевали друг с другом, а в альянсы между собой вступали исключительно с целью объединиться против соседа, который выглядел послабее, но выделялся при этом завидными урожаями и стадами или же мог похвастаться красотой женщин, статью мужчин и роскошью хижин.
Племена можно было разделить на две большие этнические группы: иберы и кельты. Первые были низенькими, смуглыми и более удачливыми по части солнца, полезных ископаемых, сельского хозяйства, пляжей, заморского туризма со стороны финикийцев и греков, а также других представляющих интерес факторов экономики. Кельты же, напротив, были блондинами, отличались большей свирепостью и зачастую бедностью. Данную проблему они решали, совершая набеги на южные территории — в первую очередь, естественно, с целью наладить более тесные связи с иберами. Последние, натурально, относились к визитам своих северных соседей с неудовольствием и зачастую отвечали им тем же.
Вот что из себя представляла территория Испании за 800 лет до нашей эры, и звалась она в то время Исхафан, что означает «земля кроликов».
Легенда о герое
Сид Кампеадор, о котором Артуро Перес-Реверте написал целый роман, — национальный испанский герой. Его образом пользовались каждый раз, когда речь заходила о маврах, христианах, Реконкисте; а во времена франкистской историографии для целой армии педагогов он стал одним из излюбленных символов в плане демонстрации добродетелей иберийской расы, превратившись в безусловного патриота и объединителя средневековой и такой раздробленной Испании.
Но реальная жизнь Сида Кампеадора была весьма далека от этого. Родриго Диас де Вивар, а именно так его звали на самом деле, был выходцем из среднего дворянства города Бургос, а рос и воспитывался он вместе с инфантом доном Санчо, сыном короля Кастилии и Леона Фердинанда I. Доподлинно известно, что Родриго Диас был хитер, отважен, ловок в бою и опасен. Вместе с инфантом доном Санчо он принял участие в войне мавританского короля Сараго-сы против христианского короля Арагона — кастильская рать помогала маврам. А когда король Фердинанд I разделил королевство между детьми, Родриго Диас в качестве офицера-знаменосца нового короля, Санчо I, принял участие в гражданской войне, развязанной этим королем против братьев. Но после того, как наемный убийца, предательски подосланный к Санчо родной сестрой Урракой, убил его, другой их брат, Альфонс, получил все королевство целиком и стал зваться Альфонсом VI. Родриго Диас принудил нового короля публично поклясться в том, что тот не причастен к гибели Санчо. Альфонс VI нехотя поклялся; однако, как утверждает предание, он так и не простил Родриго этого унижения и вскоре отправил его в ссылку.
Родриго был молод, статен, храбр и славен, а количество его врагов все множились и множились. Близкие к королю дворяне принялись интриговать за спиной Родриго, апеллируя к самым разным военным инцидентам и обвиняя в том, что он не подчиняется приказам, преследуя свои собственные интересы. В конце концов Альфонс VI его прогнал; так что Сид (а к тому времени мавры уже стали называть его Сиди, то есть «господин») отправился зарабатывать на жизнь с отрядом верных ему воинов, то есть стал наемником. С графами Барселоны найти общий язык Сиду не удалось, зато повезло сговориться с мавританским королем Сарагосы, которому он долго служил, вплоть до того, что разгромил от его имени мавританского короля Лериды вместе с его союзниками — каталонцами и арагонцами. И даже взял в плен графа Барселоны, Беренгера Рамона II. Таким вот образом, на протяжении долгих лет, он и сражался: с маврами и с христианами, увеличивая свою славу и зарабатывая за счет трофеев, грабежей и другими тому подобными способами. Однако, будучи верным вассалом, он неизменно чтил своего настоящего сеньора, короля Альфонса VI.
Однажды случилось так, что нашествие альморавидов заперло Альфонса VI в Саграхасе, и тогда король забыл гордость и обратился к Сиду. И он пошел сражаться за Левант (по пути разграбив христианскую Ла-Риоху и сведя счеты со своим старинным недругом, графом Гарсией Ордоньесом), взял Валенсию, после чего уже сам защищал ее огнем и мечом. И именно здесь, в Валенсии, дожив почти до пятидесяти лет, всего за пять дней до взятия крестоносцами Иерусалима, внушая ужас и почтение всем — как маврам, так и христианам, — умер своей смертью самый грозный воин из тех, кого только знала Испания.
Как кастильский стал главным языком Испании
Именно за XVI век, в эпоху царствования Карла I Испанского и Карла V Германского, императора Священной Римской империи, кастильский язык, называемый за пределами страны испанским, утвердился в качестве основного языка. Это произошло самым естественным образом. В Испании, как и в других частях Европы, народные языки неотвратимо стали проникать в литературу, религию, делопроизводство и право, как естественное следствие из сложившегося положения дел.
Единый язык для всеобщего использования, на котором будут говорить во всех концах империи, очень здорово облегчает жизнь. Таким языком мог бы стать любой из тех многих, на которых, помимо латыни — языка культуры, — говорили в Испании: каталонский со своими вариантами — валенсийским и балеарским, галисийско-португальский, баскский и мавританский арабский. Однако всех их опередил кастильский. Правда, само название «кастильский» в некотором смысле несправедливо, поскольку умаляет право старинных королевств Леон и Арагон наречь этот язык своим именем.
Все эти языки, как и другие языки Испании, сохранились как местные наречия, на которых в соответствующих регионах продолжают говорить дома и на улице с соседями, в то время как всеобщий язык — кастильский — стал языком бизнеса, коммерции, администрации и культуры; и все те, кто стремился к процветанию, к тому, чтобы делать карьеру, получать образование, ездить по миру и обмениваться технологиями, мало-помалу восприняли этот язык как свой собственный.
Король-делопроизводитель
Филипп II, наследник Империи, над которой никогда не заходит солнце, был одним из самых противоречивых правителей Испании. Филипп II был тяжелым на подъем, осторожным, даже застенчивым человеком, получившим в наследство полмира.
Он правил 42 года, и на за это время на него и его королевство свалилось множество испытаний. Филипп II от природы был миролюбивым, но при этом ему постоянно приходилось участвовать в жесточайших войнах, которые он вел с Францией, с Его Святейшеством, с Нидерландами, с маврами в Альпухарре, с англичанами, турками и даже с собственной мамой Изабеллой, португальской принцессой. Все это свалилось на его голову, не говоря уж о семейных неурядицах и колоритных браках: женат он был четырежды, на четырех самых разных женщинах, включая одну англичанку; его сын, инфант дон Карлос, стал заговорщиком.
Филипп II унаследовал целую Португалию, но только после того, как победил тех, кто сомневается в его праве на трон, в битве при Алькантаре. Тогда монарх, по мнению Артуро Переса-Реверте, допустил одну из самых больших исторических ошибок: вместо того чтобы перенести столицу в Лиссабон — старинный и величественный — что обещало блистательное будущее, боязливый Филипп II остался в центре полуострова, в своем монастыре-резиденции Эль-Эскориал, и тратил на битвы и сражения огромные деньги, поступающие из заморских испано-португальских владений, присовокупив к ним налоги, которые до последней капли выжимали все соки из Кастилии.
Артуро Перес-Реверте называет Филипп II «классным делопроизводителем, весьма ловким в бумаготворчестве, да и по части личных качеств: святоша, но образованный, трезвого ума и весьма ограниченных потребностей человек». Своими покоями он сделал скромную комнату в Эль-Эскориале, где он жил и лично вел дела огромной Империи. Однако Филипп II спустил все колониальные богатства на порох и аркебузы и оказался в долгах перед немецкими и генуэзскими банкирами. При нем случились три банкротства, которые подготовили почву для экономического и социального краха Испании в следующем веке. В то время аристократия и духовенство наслаждались свободой от налогообложения, но нужда государства в деньгах была так велика, что в ход пошла торговля дворянскими титулами, должностями и иными благами: предложение для всех, кто сможет заплатить.
Золотой век
В XVII веке, когда корона перешла от Филиппа II к его сыну Филиппу III, страна была обескровлена внешними войнами. Население Испании и ее колоний требовалось кормить, однако налогами не облагались ни дворяне, ни священники, зато платили крестьяне, индейцы, ремесленники и торговцы. Поэтому всякий бездельник, сказавшись идальго, стремился жить в долг.
Именно плут, а вовсе не исполненный достоинства и чести храбрец стал в ту пору литературным героем, тем образцом, о котором читали и которому подражали. И чьим именем был назван самый блистательный жанр испанской литературы — плутовской роман. Ласаро из Тормеса, Селестина, пройдоха Паблос, Гусман де Альфараче, Маркос де Обрегон — вот те, кто стал главным литературным воплощением эпохи. И весьма показательно, что единственным героем, чье благородное сердце воспарило над всей этой публикой, оказался идальго
Артуро Перес-Реверте пишет:
«Но верно и то, что как раз в области литературы мы, испанцы, дали тогда миру свои лучшие плоды. Нет в истории другой такой нации, за исключением Франции XVIII века, века Просвещения, которая могла бы похвастаться подобной концентрацией великих писателей на единицу площади — и прозаиков, и поэтов. Талантливых и славных. Сотканная из противоречий Испания по обе стороны Атлантики производила на свет великие произведения — романы, драмы и поэзию: Гонгора, сестра Хуана, Аларкон, Тирсо де Молина, Кальдерон, Лопе де Вега, Кеведо, Сервантес и иже с ними. И все они — современники, более или менее. Живя порой в одном квартале, они встречались в парадных, лавках и тавернах. "Привет, Лопе"; "Бывай, Сервантес"; "Как делишки, Кеведо". Чтобы убедиться, достаточно пройтись по "литературному кварталу" в Мадриде, где в нескольких метрах друг от друга жили, например, Лопе, Кальдерон, Кеведо, Гонгора и Сервантес. Только представьте себе. Просто поражает количество звезд первой величины, которые в то время жили, писали, а также — что неизбежно для испанцев — завидовали и ненавидели друг друга с неслыханной дотоле страстью, посвящая один другому ядовитые сатиры или строча друг на друга доносы в инквизицию. А между тем, каждый на свой лад, возводили необъятный монумент языка, на котором говорят сегодня пятьсот миллионов человек».
Испанцы в России
Во время Второй мировой войны испанцы оказывались не только в лагерях смерти, во французском Сопротивлении или с войсками союзников на полях сражений Западной Европы. Республиканская диаспора была огромной, так что на Восточном фронте, где схлестнулись нацистская Германия и Советский Союз, тоже звучали ругательства, молитвы или распевались куплеты на испанском языке. Там сражались самые разные люди: и дети, отправленные в Советский Союз во время Гражданской войны, и республиканцы-моряки в эмиграции, и молодые летчики, уехавшие учиться в Москву, и коммунисты, исполненные решимости не слагать оружия.
Испанцы сражались с вермахтом в составе советской армии, воевали партизанами в тылу врага или были летчиками-истребителями. Один из них, Хосе Паскуаль Сантамария, по прозвищу Папай, был посмертно награжден орденом Ленина за оборону Сталинграда. А когда в газете «Защитник Отечества» появился заголовок «Будем громить врага, как летчики капитана Александра Герасимова», мало кто знал, что этим героическим капитаном Герасимовым на самом деле был Альфонсо Мартин Гарсия, известный среди однополчан под именем Мадридец. И мало кому известно о том, что саперная рота под командованием лейтенанта Мануэля Альберди, полностью укомплектованная испанцами, прошла с боями от Москвы до Берлина, не отказав себе в удовольствии переименовать кое-какие берлинские улицы, мелом написав на табличках имена своих погибших товарищей поверх старых названий. А что касается партизанской войны, так перечень участвовавших в ней испанцев рискует стать нескончаемым, вновь подтверждая правоту старой и мрачной поговорки: «Нет воина опаснее, чем загнанный в угол испанец с оружием в руках». Сотни неистребимых республиканцев-эмигрантов сражались и умирали именно так: в бою или казненные нацистами, по обе стороны линии германо-русского фронта на всем его протяжении, а также в Чехословакии, Польше, Югославии и других местах на Балканах.
Официальные цифры говорят сами за себя: два Героя Советского Союза, два кавалера ордена Ленина, семьдесят кавалеров орденов Красного Знамени и Красной Звезды (одна из них — женщина: Мария Пардина, уроженка мадридского района Куатро-Каминос) и еще шестьсот пятьдесят разных других наград, полученных за битвы под Москвой, под Ленинградом, за оборону Сталинграда и за взятие Берлина, а также сотни и сотни безымянных могил.
