Расскажите, как специалист по вычислительной технике стал писателем?
— Вы знаете, я с детства очень любил, когда меня пугают. Чувство страха было настолько притягательным, что я читал ужастики (например, Стивена Кинга) в огромном количестве. А еще я очень любил механику расследования — когда есть загадка, процесс разгадывания и ответ. Я очень много читал такого рода литературы и смотрел фильмы. Годам к 28 появилось желание не только читать и смотреть, но самому придумать историю и поделиться ею с другими.
Изначально это были две параллельные деятельности: я продолжал работать специалистом по информатике, а писал в свободное время — вечерами, в выходные, как получалось. В таком режиме написал четыре книги, а потом была пятая — «Комната мертвых», которая неожиданно прогремела и пошла так хорошо, что я сказал себе: «хватит разрываться между двумя стульями», и решил, что целиком посвящу себя литературе и созданию романов. С этого момента я перешел на полную ставку как писатель.
«Как много читателей пришло на встречу в Санкт-Петербурге!» Источник: @franckthilliez/www.instagram.com
Ваша задача — напугать читателя или развлечь его?
— По определению жанра, цель любого детектива — развлечь, чуть-чуть напугать, вызвать внутреннюю дрожь. Дать читателю интересно провести время. Но помимо развлекательной составляющей, я ставлю задачу рассказать и поделиться моими взглядами на общество и его развитие, вообще на человечество. Для меня естественно делать это посредством расследования, потому что расследование подразумевает преступление. Преступление — это дисфункция, расстройство общества. Некий сбой в работе. Просто так на преступление никто не идет. Это либо личностное расстройство, либо социально обусловленный шаг.
Расследование для меня как инструмент и зеркало, которое помогает мне говорить об обществе и о человеке.
Поэтому важно, чтобы персонаж был представителем определенного социального слоя?
— Я очень тщательно, со всей серьезностью отношусь к выбору и «лепке» персонажей. Конечно, я ищу пусть не прототип, но, по крайней мере, серьезно изучаю жизнь тех людей, к которым относится мой персонаж. Например, часто и плотно общаюсь с полицией, потому что они наиболее точно отражают если не жизнь всего общества, то хотя бы людей «на дне». Полиция с ними сталкивается ежедневно. И взгляд на общество у полицейских не сквозь розовые очки, а довольно чернушный. Триллер — это когда по определению где-то сбой, что-то не так, он апеллирует не к лучшим проявлениям человеческой натуры, и в этом смысле полицейские — референтная группа.
А сюжеты вы берете тоже оттуда, из полицейской среды?
— Это самый тягостный аспект моей работы. Откуда брать сюжеты? А вот непонятно откуда. Любой писатель похож на губку, которая постоянно впитывает все, что ее окружает, и на все смотрит под одним углом: «А это может послужить основой для истории? А из этого я могу сделать интересный сюжет?» Воспринимаешь все как потенциальную историю. Иногда ты смотришь, как человек переходит улицу, и замечаешь какую-то особенность, говоришь себе: «За этим что-то стоит». Иногда это громкое преступление, уголовное дело, политическая афера. Затрудняюсь дать рецепт, потому что не представляю, откуда берутся сюжеты — это постоянная внутренняя работа.
Во время визита в Москву я побывал в музее Космонавтики (это личный интерес, не сюжет для нового романа). И там есть среди экспонатов капсула. Ты можешь заглянуть внутрь, а там манекен, изображающий космонавта. Вот я себе говорю: ага, а если представить, что засовываю я голову, а там вместо космонавта — труп. Интересно, какую историю из этого можно сделать?
«Во время поездки в Москву нужно обязательно посетить Музей космонавтики. Он великолепно оснащен и глубоко погружает в историю освоения космоса. Почти вся техника настоящая! (Кроме ракет)». Источник: @franckthilliez/www.instagram.com
Как вы пишете? Расскажите о процессе.
— Я пишу в среднем книгу в год. Работа состоит из трех фаз. Первая, о которой я говорил, самая сложная — создаю сюжет, концепцию и персонажей. Вторая фаза — разработка сюжета и персонажей; фаза изучения, исследования, консультаций, встреч, чтения специальной литературы. В общем, создание фундамента истории. Первые две фазы длятся где-то полгода. Оставшиеся полгода я уже сажусь писать, но не запойно — я не закрываюсь на все это время от мира.
Поскольку произведения большие, то строю систему ежедневных кирпичиков — каждый день пишу, сколько получится, но вечером становлюсь нормальным человеком и иду к детям и жене, в семью. Веду нормальный образ жизни и не изолирую себя от общества.
Как создаются неожиданные развязки в детективах?
— Я фанат неожиданных развязок, но она должна быть очень хорошо подготовлена. У читателя с самого начала должны быть все данные — здесь лучше не жульничать. Финал должен логически вытекать из всего, что происходило в романе, и при этом быть абсолютно неожиданным.
В идеале, дочитав последнюю страницу, читатель должен сказать: «Черт, как же я мог сам это пропустить?» И захотеть перечитать книгу. Чем сильнее финал детектива, тем сильнее сам роман. Посмотрите произведения Агаты Кристи, она держит читателя в мощнейшем напряжении. Он голову себе ломает: «Что же она в конце приготовила?». Принцип тот же — чем неожиданнее логичный финал, тем мощнее сам роман.
Почему людям так интересно читать об убийствах и насилии?
— Современное общество очень регламентировано, и такова реакция. Есть литература, которая уделяет особое внимание теневым, мрачным, черным сторонам личности, позволяет заглянуть туда, куда ты не можешь заглянуть в реальной жизни. Это как бы трансгрессия, перенос.
В любом из нас скрыта склонность к вуайеризму: не могу сделать, так хоть подсмотрю. С одной стороны, это выплеск через воображение того, что мы категорически не можем себе позволить в реальной жизни, и даже не можем позволить себе осознать, что нам бы этого хотелось. А с другой стороны — это перекладывание ответственности с себя на того, кто весь этот кошмар придумал.
«В ночном поезде Москва-Великий Новгород мог бы начинаться герметичный детектив. Посреди ночи без всякой причины поезд останавливается в лесу… И больше никогда не сдвигается с места. Надо обдумать!» Источник: @franckthilliez/www.instagram.com
Преступник получает наказание за свои деяния, но это все равно насилие, порождающее насилие. Бесконечный круг.
— Это законы жанра. Детективный роман, сколько существует, всегда описывает жестокость, отрицательные стороны того, как функционирует общество и отдельный человек в нем. Посмотрите американские романы двадцатых-тридцатых годов, например, Хэммета. Для нас это уже немножко карикатурная форма — гангстеры, проститутки и прочее. Сейчас форма другая, но специфика жанра все та же. Детектив не создает открытки в розовых тонах, не демонстрирует, как у нас все прекрасно. Это специфика жанра. Другой вопрос: порождает ли это жестокость? На мой взгляд, нет, потому что наша задача — показать. Диагностировать, вскрыть нарыв или поставить диагноз, что уже полдела, как известно. Мы не порождаем, мы выставляем напоказ. В этом социальная роль триллера.
Делят ли во Франции литературу на большую и жанровую? Как относятся к детективам?
— По-французски различие звучит еще более отчетливо — белая и черная литература. Это разделение сейчас еще существует, но вот слово «еще» означает, что граница становится все более размытой. Возможно, благодаря огромному успеху некоторых бестселлеров — например, трилогии Стига Ларссона «Миллениум». Люди убедились, что детектив может быть серьезной литературой, открывающей новые грани.
Как во Франции литературная критика принимает детективы?
— Во Франции литературная критика несет очень положительный заряд. Я объясняю это так: вопросам культуры и литературы отводится не так много места в прессе, поэтому никто не будет тратить это небольшое пространство, чтобы сказать «какую гадость я вчера прочитал», или «какой серенький роман мне вчера попался». Если книга привлекает внимание критика, то этот роман должен быть серьезным — описывать социально важные темы, проблемы, сюжеты. Если это просто развлекательный роман, то критик о нем не будет рассказывать — нет предмета для разговора. Развлекательный и развлекательный. Сам факт, что автор или книга были замечены критикой — это уже отлично, потому что про средненький, проходной роман критик не стал бы писать. У него огромный выбор — книг много, а критиков и места мало.
Есть ли в ваших книгах какие-то культурные коды, которые считать может только француз?
– Ответ на этот вопрос можно разделить на две части. Успех моих романов частично объясняется тем, что они написаны по схеме классического триллера, но целиком на французской почве. Я пишу не обязательно о Париже, но о провинции — среднем французском городе. Это облегчает людям восприятие — в книге они узнают себя, своего соседа: в этом сюжете мог бы быть задействован я, такое могло бы произойти у нас…
Второй момент. Сюжет любого детектива универсален, потому что он сводятся к эмоциям и ситуациям. В остросюжетном романе главную роль всегда играют инстинкты, жестокость, темная сторона человеческой натуры. В этом смысле, будь то французский детектив или американский — мы все равно придем к универсальным человеческим качествам и социальным структурам, которые понятны читателю любой национальности. Поэтому детектив одной страны легко читается в любой другой. А вот особая французская атмосфера — запахи, вкус блюда, пейзаж за окном, одежда — все эти детали, они как раз разные. В этом и заключается национальная специфика. А эмоции и ситуации универсальны.
Зло заложено в человека от природы или оно приобретается в силу обстоятельств?
Тема, которая неисчерпаема, и вопрос, на который постоянно ищет ответы любой автор детективов.
В основном пищу для такого рода размышлений дают серийные убийцы. Если вы заметили — особенно в ранних романах — я возвращался к теме серийных убийц, потому что в них есть нечто, не поддающееся объяснению. Человек все же общественный продукт, так почему он начинает раз за разом убивать себе подобных? Что это? Генетика? Вроде нет. Несчастное детство? Но мы знаем серийных убийц, у которых было совершенно нормальное безоблачное детство. Стечение обстоятельств? Или социальное устройство? Или что? Что такое природа зла? Во всех ли она заложена? Как это функционирует? Любой детективный автор не только постоянно размышляет об этом, но и вынужден в каждом конкретном случае находить новый ответ на этот вопрос.
Насколько сложно автору-мужчине писать от лица женских персонажей?
Почему вам кажется, что воплотиться в женщину для меня должно быть труднее, чем в полицейского, убийцу или жертву? Я очень люблю женские персонажи, гораздо больше, чем серийных убийц, потому что с женщинами сталкиваюсь чаще. И лучше их знаю. Я автор, поэтому так или иначе влезаю в шкуру всех своих героев.
Мои женские персонажи существуют в мужском мире, что крайне затрудняет им жизнь и работу. Но мне нравится показывать, насколько они сильные личности.
Какую самую неожиданную реакцию вы получали от читателей? Писал ли вам когда-нибудь, например, мясник, что нельзя так расчленить тело, как описано в вашей книге?
— Мясники не писали, но несколько раз читатели совершенно искренне жаловались, мол, жуть какая, прочел я вашу сцену и всю ночь кошмары мучали. На что я отвечаю: «Спасибо большое, это и было целью книги, потому что пока я ее не написал, кошмары мучали меня».
— Вы знаете, я с детства очень любил, когда меня пугают. Чувство страха было настолько притягательным, что я читал ужастики (например, Стивена Кинга) в огромном количестве. А еще я очень любил механику расследования — когда есть загадка, процесс разгадывания и ответ. Я очень много читал такого рода литературы и смотрел фильмы. Годам к 28 появилось желание не только читать и смотреть, но самому придумать историю и поделиться ею с другими.
Изначально это были две параллельные деятельности: я продолжал работать специалистом по информатике, а писал в свободное время — вечерами, в выходные, как получалось. В таком режиме написал четыре книги, а потом была пятая — «Комната мертвых», которая неожиданно прогремела и пошла так хорошо, что я сказал себе: «хватит разрываться между двумя стульями», и решил, что целиком посвящу себя литературе и созданию романов. С этого момента я перешел на полную ставку как писатель.
Ваша задача — напугать читателя или развлечь его?
— По определению жанра, цель любого детектива — развлечь, чуть-чуть напугать, вызвать внутреннюю дрожь. Дать читателю интересно провести время. Но помимо развлекательной составляющей, я ставлю задачу рассказать и поделиться моими взглядами на общество и его развитие, вообще на человечество. Для меня естественно делать это посредством расследования, потому что расследование подразумевает преступление. Преступление — это дисфункция, расстройство общества. Некий сбой в работе. Просто так на преступление никто не идет. Это либо личностное расстройство, либо социально обусловленный шаг.
Расследование для меня как инструмент и зеркало, которое помогает мне говорить об обществе и о человеке.
Поэтому важно, чтобы персонаж был представителем определенного социального слоя?
— Я очень тщательно, со всей серьезностью отношусь к выбору и «лепке» персонажей. Конечно, я ищу пусть не прототип, но, по крайней мере, серьезно изучаю жизнь тех людей, к которым относится мой персонаж. Например, часто и плотно общаюсь с полицией, потому что они наиболее точно отражают если не жизнь всего общества, то хотя бы людей «на дне». Полиция с ними сталкивается ежедневно. И взгляд на общество у полицейских не сквозь розовые очки, а довольно чернушный. Триллер — это когда по определению где-то сбой, что-то не так, он апеллирует не к лучшим проявлениям человеческой натуры, и в этом смысле полицейские — референтная группа.
А сюжеты вы берете тоже оттуда, из полицейской среды?
— Это самый тягостный аспект моей работы. Откуда брать сюжеты? А вот непонятно откуда. Любой писатель похож на губку, которая постоянно впитывает все, что ее окружает, и на все смотрит под одним углом: «А это может послужить основой для истории? А из этого я могу сделать интересный сюжет?» Воспринимаешь все как потенциальную историю. Иногда ты смотришь, как человек переходит улицу, и замечаешь какую-то особенность, говоришь себе: «За этим что-то стоит». Иногда это громкое преступление, уголовное дело, политическая афера. Затрудняюсь дать рецепт, потому что не представляю, откуда берутся сюжеты — это постоянная внутренняя работа.
Во время визита в Москву я побывал в музее Космонавтики (это личный интерес, не сюжет для нового романа). И там есть среди экспонатов капсула. Ты можешь заглянуть внутрь, а там манекен, изображающий космонавта. Вот я себе говорю: ага, а если представить, что засовываю я голову, а там вместо космонавта — труп. Интересно, какую историю из этого можно сделать?
Как вы пишете? Расскажите о процессе.
— Я пишу в среднем книгу в год. Работа состоит из трех фаз. Первая, о которой я говорил, самая сложная — создаю сюжет, концепцию и персонажей. Вторая фаза — разработка сюжета и персонажей; фаза изучения, исследования, консультаций, встреч, чтения специальной литературы. В общем, создание фундамента истории. Первые две фазы длятся где-то полгода. Оставшиеся полгода я уже сажусь писать, но не запойно — я не закрываюсь на все это время от мира.
Поскольку произведения большие, то строю систему ежедневных кирпичиков — каждый день пишу, сколько получится, но вечером становлюсь нормальным человеком и иду к детям и жене, в семью. Веду нормальный образ жизни и не изолирую себя от общества.
Как создаются неожиданные развязки в детективах?
— Я фанат неожиданных развязок, но она должна быть очень хорошо подготовлена. У читателя с самого начала должны быть все данные — здесь лучше не жульничать. Финал должен логически вытекать из всего, что происходило в романе, и при этом быть абсолютно неожиданным.
В идеале, дочитав последнюю страницу, читатель должен сказать: «Черт, как же я мог сам это пропустить?» И захотеть перечитать книгу. Чем сильнее финал детектива, тем сильнее сам роман. Посмотрите произведения Агаты Кристи, она держит читателя в мощнейшем напряжении. Он голову себе ломает: «Что же она в конце приготовила?». Принцип тот же — чем неожиданнее логичный финал, тем мощнее сам роман.
Почему людям так интересно читать об убийствах и насилии?
— Современное общество очень регламентировано, и такова реакция. Есть литература, которая уделяет особое внимание теневым, мрачным, черным сторонам личности, позволяет заглянуть туда, куда ты не можешь заглянуть в реальной жизни. Это как бы трансгрессия, перенос.
В любом из нас скрыта склонность к вуайеризму: не могу сделать, так хоть подсмотрю. С одной стороны, это выплеск через воображение того, что мы категорически не можем себе позволить в реальной жизни, и даже не можем позволить себе осознать, что нам бы этого хотелось. А с другой стороны — это перекладывание ответственности с себя на того, кто весь этот кошмар придумал.
Преступник получает наказание за свои деяния, но это все равно насилие, порождающее насилие. Бесконечный круг.
— Это законы жанра. Детективный роман, сколько существует, всегда описывает жестокость, отрицательные стороны того, как функционирует общество и отдельный человек в нем. Посмотрите американские романы двадцатых-тридцатых годов, например, Хэммета. Для нас это уже немножко карикатурная форма — гангстеры, проститутки и прочее. Сейчас форма другая, но специфика жанра все та же. Детектив не создает открытки в розовых тонах, не демонстрирует, как у нас все прекрасно. Это специфика жанра. Другой вопрос: порождает ли это жестокость? На мой взгляд, нет, потому что наша задача — показать. Диагностировать, вскрыть нарыв или поставить диагноз, что уже полдела, как известно. Мы не порождаем, мы выставляем напоказ. В этом социальная роль триллера.
Делят ли во Франции литературу на большую и жанровую? Как относятся к детективам?
— По-французски различие звучит еще более отчетливо — белая и черная литература. Это разделение сейчас еще существует, но вот слово «еще» означает, что граница становится все более размытой. Возможно, благодаря огромному успеху некоторых бестселлеров — например, трилогии Стига Ларссона «Миллениум». Люди убедились, что детектив может быть серьезной литературой, открывающей новые грани.
Как во Франции литературная критика принимает детективы?
— Во Франции литературная критика несет очень положительный заряд. Я объясняю это так: вопросам культуры и литературы отводится не так много места в прессе, поэтому никто не будет тратить это небольшое пространство, чтобы сказать «какую гадость я вчера прочитал», или «какой серенький роман мне вчера попался». Если книга привлекает внимание критика, то этот роман должен быть серьезным — описывать социально важные темы, проблемы, сюжеты. Если это просто развлекательный роман, то критик о нем не будет рассказывать — нет предмета для разговора. Развлекательный и развлекательный. Сам факт, что автор или книга были замечены критикой — это уже отлично, потому что про средненький, проходной роман критик не стал бы писать. У него огромный выбор — книг много, а критиков и места мало.
Есть ли в ваших книгах какие-то культурные коды, которые считать может только француз?
– Ответ на этот вопрос можно разделить на две части. Успех моих романов частично объясняется тем, что они написаны по схеме классического триллера, но целиком на французской почве. Я пишу не обязательно о Париже, но о провинции — среднем французском городе. Это облегчает людям восприятие — в книге они узнают себя, своего соседа: в этом сюжете мог бы быть задействован я, такое могло бы произойти у нас…
Второй момент. Сюжет любого детектива универсален, потому что он сводятся к эмоциям и ситуациям. В остросюжетном романе главную роль всегда играют инстинкты, жестокость, темная сторона человеческой натуры. В этом смысле, будь то французский детектив или американский — мы все равно придем к универсальным человеческим качествам и социальным структурам, которые понятны читателю любой национальности. Поэтому детектив одной страны легко читается в любой другой. А вот особая французская атмосфера — запахи, вкус блюда, пейзаж за окном, одежда — все эти детали, они как раз разные. В этом и заключается национальная специфика. А эмоции и ситуации универсальны.
Зло заложено в человека от природы или оно приобретается в силу обстоятельств?
Тема, которая неисчерпаема, и вопрос, на который постоянно ищет ответы любой автор детективов.
В основном пищу для такого рода размышлений дают серийные убийцы. Если вы заметили — особенно в ранних романах — я возвращался к теме серийных убийц, потому что в них есть нечто, не поддающееся объяснению. Человек все же общественный продукт, так почему он начинает раз за разом убивать себе подобных? Что это? Генетика? Вроде нет. Несчастное детство? Но мы знаем серийных убийц, у которых было совершенно нормальное безоблачное детство. Стечение обстоятельств? Или социальное устройство? Или что? Что такое природа зла? Во всех ли она заложена? Как это функционирует? Любой детективный автор не только постоянно размышляет об этом, но и вынужден в каждом конкретном случае находить новый ответ на этот вопрос.
Насколько сложно автору-мужчине писать от лица женских персонажей?
Почему вам кажется, что воплотиться в женщину для меня должно быть труднее, чем в полицейского, убийцу или жертву? Я очень люблю женские персонажи, гораздо больше, чем серийных убийц, потому что с женщинами сталкиваюсь чаще. И лучше их знаю. Я автор, поэтому так или иначе влезаю в шкуру всех своих героев.
Мои женские персонажи существуют в мужском мире, что крайне затрудняет им жизнь и работу. Но мне нравится показывать, насколько они сильные личности.
Какую самую неожиданную реакцию вы получали от читателей? Писал ли вам когда-нибудь, например, мясник, что нельзя так расчленить тело, как описано в вашей книге?
— Мясники не писали, но несколько раз читатели совершенно искренне жаловались, мол, жуть какая, прочел я вашу сцену и всю ночь кошмары мучали. На что я отвечаю: «Спасибо большое, это и было целью книги, потому что пока я ее не написал, кошмары мучали меня».
