Музыка сопротивляется с момента своего появления на свет, бьется, мечется туда-сюда, хочет освободиться от слова, оттого, полагаю, что завидует ему, но неизменно приводится к покорности. А живопись. А живопись — вообще не более чем литература, созданная кистью.
Может быть, вам покажется не столь банальной моя гипотеза о том, что безумие есть последствие шока, произведенного на человека его собственным умом, а мы и три миллиона лет спустя от этого потрясения все никак не отойдем.
Окиньте мысленным взором корректорские будни, господин автор, вдумайтесь, какая это трагедия — по два, три, четыре, по пять раз читать книги. Которым и одного-то раза много.