Как ни рылся Москато в памяти, ничего не всплывало... Ничего после 10 апреля 2008 года. Но разве мог он забыть хоть один день рождения, хоть одно Рождество без дочери? Почему Жюли до сих пор не нашли? Что дало расследование? А он, что он делал все эти годы?
Он пролистал газету в холле гостиницы, проглатывая каждую статью. Совершенно оглушенный. Чужак на собственной планете. В его представлении Обама был на верном пути к успеху, в ушах еще звучала его речь, переданная по всем мировым телеканалам, его «Yes, we can» (прим. «Да, мы можем» — предвыборная речь Барака Обамы, а также лозунг всей его предвыборной кампании 2007–2008 годов, который стал основой сингла американского рэпера will.i.am, написанного в поддержку будущего 44-го президента США). Тогда кто этот щекастый толстяк в ярко-красном галстуке, с соломенного цвета волосами? Почему объявляют о пятой годовщине терактов, состоявшихся в 2015-м в Париже? Что такое «Uber» и «Deliveroo» (прим. «Deliveroo» — онлайн-компания по доставке продуктов питания, базирующаяся в Лондоне. Работает в двухстах местах по всей Великобритании, Нидерландам, Франции, Бельгии, Ирландии, Испании, Италии, Австралии, Новой Зеландии, Сингапуру, Гонконгу, Объединенным Арабским Эмиратам и Кувейту)? В газете описывался мир, который не был его миром. Все эти загадочные технологии, непонятные слова, портреты неизвестных знаменитостей...
Габриэль снова и снова повторял дату выхода газеты. 6 ноября 2020 года. Невозможно вообразить. Вы отец малышки, которую так и не нашли? Ложь. Жюли исчезла всего месяц назад. Подключены все силы жандармерии. Ее вернут в Сагас, и все снова будет в порядке.
10 апреля 2008-го, 10 апреля 2008-го, 10 апреля 2008-го...
Может, он сошел с ума. Весь это маскарад — лишь виде́ние его разума или же кошмарный сон, но такой подробный, что, даже все понимая, он не может из него вырваться. Его мозг перегорел.
Он покинул гостиницу, неотрывно глядя на комки перьев, тут и там прилипшие к асфальту. Без документов и воспоминаний, в одежде какого-то Уолтера Гаффина. Габриэль прокручивал в голове все самые пакостные варианты — от амнезии до, еще того хуже, Альцгеймера. Он представлял, как сбежал из больницы с кашей в мозгах вместо нормальной памяти, укрылся в этой занюханной гостинице, пока все его разыскивали. Он должен обязательно вернуться к себе. Расспросить жену. Понять, что с ним случилось.
Габриэль порылся в кармане и нажал на кнопку брелока сигнализации, на цепочке которого висели ключи. Замигали фары, раздалось пиликанье и щелчок замка дверцы. Ему была знакома эта модель «мерседеса» выпуска начала двухтысячных — ее чаще всего угоняли, — но бо́льшая часть машин вокруг была ему совершенно неизвестна. Никаких «ситроенов-саксо», ни «Пежо-206», ни «фольксвагенов-гольф». Только странные тачки ярких расцветок с формами из лего и с необычными обозначениями на номерах.
Сдержав отвращение, Габриэль взял за хвосты двух пернатых, упавших ему на капот, и положил их на землю. На железе капота остались вмятины там, где упали птицы. Он осмотрел багажник «мерседеса»: пустой. Устроился за рулем, посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Снова испытал шок. Морщины, серебристая щетина на щеках... Он разом постарел. Двенадцать лет. Будто совершил путешествие во времени, как Марти Макфлай из «Назад в будущее».
В салоне машины он попытался зацепиться за какое-нибудь воспоминание, оглядел сиденья, надеясь на ощущение дежавю. Ничего. Снял шнурок с шеи, посмотрел на ключ. Что он открывал? Входную дверь? Ячейку?
В бардачке фонарик, лампочки и пачка сигарет. Он вытащил одну, понюхал, рефлекторно поднес к губам. Выплюнул, сморщившись, но табак оставил знакомый вкус на языке: он курил. Как давно?
Габриэль тронулся с места и покатил к выезду из паркинга — объезжать трупики птиц не удавалось: под колесами то и дело похрустывало, — потом вырулил на дорогу, ведущую в узкую долину, прямо на юг. Оглядел черные горы с обрывистыми склонами, затянутыми тучами. Ничего не изменилось, скалы и леса совпадали с теми, что хранились в его памяти. Ему были знакомы эти запахи хвои, землистой влажной почвы; он почувствовал себя лучше.
Проехав километр, он увидел невероятный танец птиц в небе. Так вот она, пресловутая колония скворцов. Семьсот тысяч особей. То есть теперь уже немного меньше. Следя за фигурами, которые образовывали пернатые в воздухе, то компактные, то расширяющиеся, Габриэль подумал, что движения птиц напоминают пульсацию сердца.
И тут он попал в медленно движущуюся пробку. Машины выстроились цепочкой длиной метров в тридцать. Габриэль понял причину: там внизу, на берегу Арва, суетилась группа людей в форме. Жандармы. Со своего места он не мог никого узнать. Коллеги натянули белый тент, чтобы что-то спрятать от глаз любопытствующих. Учитывая, какие средства были пущены в ход, речь наверняка шла о теле.
Труп здесь, в Сагасе.
Габриэль стиснул ладонями руль. Он тут же представил себе Жюли лежащей на темно-серой гальке с белым раздутым лицом, как у утопленников. Ее наконец-то нашли. Мертвую. Его дочь. Он посигналил, рискованным маневром объехал несколько машин и тут же поспешно сдал назад, задев заградительный рельс. Но ему необходимо было все выяснить.
Дорога вывела на крутой склон. Вдали, словно врезанный в скалистое гнездо, черной тенью проступил Сагас. Забетонированный административный городок, лохань, загаженная отравленным воздухом из-за постоянного движения грузовиков по трассе А40. Жители соседних деревень — как и заключенные под конвоем жандармов — появлялись там, только чтобы отработать положенные часы или обратиться за врачебной помощью. Последний оплот цивилизации перед Лионом: больница вкупе с исправительным центром были главными работодателями в долине.
Он свернул на первый же съезд с кольцевой развязки, украшенной фигурой деревянного медведя — ни одного медведя в районе замечено не было, Габриэль знал точно, — двинулся по виадуку из тесаного камня и направился в обратную сторону к заводу по переработке отходов, но уже по другому берегу Арва, по коммунальной дороге. Мертвых птиц здесь насчитывалось еще больше, в то время как живые сотнями тысяч кувыркались в воздухе над его головой в хоре таких пронзительных криков, что казалось, будто осколки стекла трутся друг о друга.
Изо всех сил он громко взмолился о том, чтобы река не срыгнула тело его дочери.
***
Как минимум четыре машины жандармерии стояли у завода, не считая аккуратного грузовичка криминалистов. Габриэль въехал в открытые ворота и припарковался рядом. Огромными прыжками, с выскакивающим из груди сердцем побежал мимо разноцветных навалов. Почти сразу началась одышка, в горле засвистело, и пришлось притормозить. 2020-й... Ему стукнуло пятьдесят пять. Твою мать!
Пухленькая коротконогая женщина появилась из-за деревьев и воинственным шагом направилась к нему:
— Мсье, национальная жандармерия. Сожалею, но сюда доступ закрыт. Вы находитесь на...
Она не закончила фразу, наклонила голову и поняла смысл слова «призрак», произнесенного чуть раньше ее непосредственным начальником.
— Габриэль?
— Ты, случайно, не... Луиза? Луиза Лакруа?
Перед ним стояла уже не семнадцатилетняя лицеистка, растрепанная бунтарка с избытком косметики на лице, а женщина с длинной косой, округлыми щеками, в жандармской форме и брюках, заправленных в начищенные грубые армейские ботинки. Луиза — жандарм? Габриэль поверить не мог. Поначалу она растерялась не меньше его, но быстро взяла себя в руки:
— Что ты здесь делаешь?
Вопрос прозвучал довольно резко. Габриэль не знал, что сказать. Две Луизы накладывались друг на друга у него в голове. Он вытянул шею. Синие жандармские парки мелькали между стволами деревьев.
— Я заметил с трассы людей в форме. Что происходит?
Луиза сунула руки в карманы и зарылась подбородком в ворот куртки.
— Я не имею права говорить.
— Не имеешь права говорить? Ты шутишь?
— Ты выбрал не лучший момент, если решил повидать отца. Поверь мне на слово, он не в том настроении. Птицы, тело, а еще журналист, который назойливо лезет куда не надо. Я не могу пропустить тебя. Приходи попозже в бригаду.
— Не играй у меня на нервах, Луиза. Это Жюли там? Это она?
Луиза не ответила, и Габриэль решил двинуться дальше. Отстранил женщину резким жестом, когда та попыталась преградить ему дорогу. За полосой елей открылся обзор: покрытые галькой берега, черные и красные пятна разбившихся птиц, бурное русло реки, едва виднеющийся в серой дымке виадук и колония скворцов над ним. Справа у натянутого тента суетилась группа людей. С того места, где он стоял, можно было разглядеть лежащее на земле тело. Люди в костюмах белого кролика (прим. Французские судмедэксперты при работе на месте преступления носят белые комбинезоны) снимали с него одежду и загружали что-то в прозрачные пакеты. Когда Габриэль различил режущую глаз белизну женской груди, его затошнило.
Луиза повысила голос, от группы отделился внушительный силуэт Поля Лакруа и поспешил на подмогу. Настолько же высокий, насколько его дочь была низкорослой. Еще не увидев его лица, Габриэль обратил внимание на походку: тот двигался, как клоун. Каждая новая картина действовала как удар кулаком в лицо. Его давний коллега, сорокалетний поджарый мужчина с профилем, вырубленным из крепчайшего камня, теперь передвигался с грацией бульдозера, завязшего в тине. Его когда-то черные, а теперь поседевшие и поредевшие кудри едва вились. Весьма подпорченная версия того Поля, с которым он расстался лишь накануне, несмотря на нашивки на мундире, свидетельствовавшие, что он дослужился до капитана. Как можно так перемениться за двенадцать лет?
— Что тебе здесь надо?
Та же враждебность, что у дочери. Габриэль вгляделся в обращенное к нему внезапно замкнувшееся лицо. И остальной молодняк с их злобными взглядами... Кроме аджюдана Мартини (прим. Аджюдан — старший унтер-офицер французской армии. Третье унтер-офицерское звание в сухопутных войсках, ВВС и жандармерии между старшим сержантом, или квартирмейстером, и старшим аджюданом, аналог российского прапорщика), он никого не узнавал. А где другие сослуживцы, Солена и остальные?
— Только не говори мне, что это она. Не говори мне, что это моя дочь.
Поль рассматривал его, как будто тоже открывал для себя другого человека. Лучшие друзья, выросшие на одной улице, вместе учившиеся в колледже и лицее, они стали коллегами, больше двадцати лет делили один кабинет на двоих и выпивали в соседнем баре два раза в неделю. И однако, сегодня они встретились как два незнакомца, столкнувшиеся лицом к лицу.
— Пока не известно. Лицо не поддается опознанию, а... тело меняется, за двенадцать-то лет. На данный момент ясно только, что речь идет о женщине около тридцати лет, и ее, по всей видимости, изнасиловали. Больше ничего сказать не могу. Возьму материал для анализа ДНК в морге и сразу же отправлю в нашу лабораторию.
— Я хочу увидеть тело.
— Нет.
— Послушай, Поль, произошло нечто непонятное. Вчера мы с тобой разбирали телефонные счета Жюли, опрашивали людей. Вечером я поехал в гостиницу «У скалы», чтобы посмотреть их журнал регистраций. Господи, скажи же, что ты это помнишь!
— Не слишком отчетливо. И уж точно это было не вчера. И не в прошлом году. И даже не пять лет назад. — Для меня именно вчера! Этой ночью птицы разбивались у меня на глазах, на паркинге, об машины — чистое безумие. Все повыскакивали из номеров. Потом как черная дыра... А сегодня утром я просыпаюсь лысым и выгляжу пятидесятилетним. Мне заявляют, что сейчас две тысячи двадцатый год. Твоя дочь старше на двенадцать лет, и ты тоже. Я ни черта не понимаю, и, поверь, это дьявольски трудный для меня день. Так что дай мне взглянуть на тело.
Поль сделал знак двум жандармам:
— Ему здесь нечего делать. Проводите его до машины.
Габриэль попытался проложить себе дорогу к телу. Когда один из коллег хотел схватить его за запястье, он яростно оттолкнул того:
— Не трогайте меня. Я тоже в бригаде. Как и вы, черт!
Подоспели другие, и им удалось совладать с ним. У Габриэля больше не было сил сопротивляться: энергия вытекала из него, как воздух из проколотой шины. Поль встал перед ним, приблизив лицо почти вплотную:
— Не знаю, чего ты нанюхался или напился, но не заставляй меня принимать меры. Тебе здесь больше не рады. Убирайся из этого города.
Поль развернулся и пошел обратно к трупу. Габриэля отвели к машине и проследили, чтобы он сел в нее. Ему не дали подойти к месту преступления, его выгнали, его, члена бригады. Габриэль увидел ненависть в глазах Поля, упрек в глазах Луизы.
Что произошло? А главное, когда?
Он направил «мерседес» на мост; руки дрожали, череп разрывался от пульсирующей в висках крови. В небе сжималось и разжималось гигантское черное, как сама тьма, сердце, образованное колонией скворцов. У Габриэля закружилась голова. За кольцевой развязкой он проехал мимо нескольких складских построек, потом еще пару километров. Словно жужжание какого-то насекомого заполнило все вокруг. Он закрыл глаза, снова открыл, резко вывернул руль, увидев несущуюся в лоб машину. Спешно съехал на обочину и распахнул дверцу. Спотыкаясь, прошел метров десять по траве, держась руками за горло, как будто пытался сдернуть несуществующий шарф.
Остановилась машина, к нему кинулся какой-то человек:
— Вам плохо?
Габриэль вцепился в его руку:
— Больница... Отвезите меня в больницу...
