Двенадцать человек, собравшиеся в курительной комнате гостиницы «Корона», на первый взгляд сошлись вместе по чистой случайности. Судя по разнообразию в их одежде и манерах — тут и сюртуки, и фраки, и широкие норфолкские куртки с поясом и роговыми пуговицами, и желтый молескин, и батист, и твил, — с тем же успехом эти люди могли быть двенадцатью совершенно чужими друг другу попутчиками в железнодорожном вагоне, которым суждено разбрестись по разным кварталам города, где туманы и морские приливы навеки разделят их.
Действительно, нарочитая отчужденность каждого из присутствующих: один углубился в газету, второй, наклонившись, стряхивал пепел в камин, третий, растопырив пальцы поверх зеленого сукна, изготовился загнать шар в лузу — порождала ту самую осязаемую тишину, что нависает поздними вечерами над железной дорогой, вот только здесь вторгался в нее не глухой и невнятный лязг вагонов, но смачный шум дождя.
Во всяком случае, так показалось мистеру Уолтеру Мади, что стоял в дверном проеме, опершись рукою о косяк. Он понятия не имел, что нарушил какое-то тайное совещание, ведь все речи стихли, едва в коридоре послышались его шаги, а к тому моменту, как он открыл дверь, каждый из двенадцати вернулся к своему прерванному времяпрепровождению (игроки в бильярд встали куда придется, потому что все давно позабыли свои места), и так старательно все изобразили занятость, что, когда Уолтер вошел, никто даже глаз не поднял.
[…]
— Послушайте, у вас тут, в «Короне», дело что ль какое?
Вопрос прозвучал несколько неожиданно, но Мади ничуть не изменился в лице.
Учтиво поклонившись, он объяснил, что прибыл в город не далее как этим вечером и действительно снял комнату наверху.
— Только с корабля, стало быть.
Мади снова поклонился и подтвердил, что имел в виду именно это. А чтобы краткость ответа не сочли за грубость, он добавил, что приплыл от Порт-Чалмерса с намерением попытать силы в золотодобыче.
— Славно, славно, — похвалил собеседник. — Тут выше по берегу новые россыпи обнаружили — прям прорва! Черный песок; о нем повсюду трубят; черный песок по дороге на Чарльстон. Чарльстон, он, натурально, отсюда к северу. Хотя и в ущелье пока еще есть чем поживиться. Вы тут с напарником или один приехали?
— Один, — кивнул Мади.
— То есть никаких связей! — воскликнул незнакомец.
— Ну, — отозвался Мади, вновь удивляясь его формулировке, — я собираюсь заработать здесь состояние, вот и все.
— Никаких связей, — повторил собеседник. — И никакого дела; у вас ведь тут, в «Короне», никаких дел нет?
Что за наглость — спрашивать об одном и том же дважды! Но незнакомец, казалось, глядел вполне дружелюбно и даже несколько рассеянно, теребя пальцами отворот жилетки. «Вероятно, — подумал Мади, — я недостаточно ясно выразился».
— В здешней гостинице я только отдохнуть собираюсь, вот и все мои дела, — отвечал он. — В течение следующих нескольких дней я наведу справки обо всем, что касается золотодобычи: какие реки золотоносны, какие долины безрудны. Ознакомлюсь, так сказать, со старательским житьем-бытьем. Я намерен прожить в «Короне» неделю, а затем отправлюсь вглубь острова.
— То есть прежде вы золота не мыли?
— Нет, сэр.
— И даже «знаков» не видели?
— Золото я видел разве что в ювелирной лавке — на часах, на пряжке, там, а в чистом виде никогда.
— Но вы ведь о нем грезили, о чистом золоте! Мечтали, как будете стоять на коленях в воде, отделяя металл от шлихов!
— Пожалуй что и нет... наверное, нет, не то чтобы мечтал, — признался Мади.
Столь экстравагантная речь его несколько озадачивала; несмотря на всю свою рассеянность, собеседник говорил так увлеченно и с таким жаром, что это уже граничило с назойливостью. Мади оглянулся, надеясь поймать чей-нибудь сочувственный взгляд, но никто даже не посмотрел в его сторону. Он откашлялся и добавил:
— Наверно, я мечтал о том, что будет после... то есть к чему золото ведет и чем может стать.
Кажется, ответ пришелся незнакомцу по душе.
— Алхимия наоборот — вот как я это называю, — отозвался он, — ну то есть весь этот старательский бизнес. Алхимия наоборот. Вы ведь понимаете, трансмутация — превращение не в золото, а превращение золота во что-то другое...
— Интересный образ, сэр. — Лишь много позже Мади осознал, насколько это представление созвучно с его недавней фантазией про «пантеон наоборот».
— А насчет наведения справок... — рьяно закивал незнакомец. — Справок, говорите. Вы небось станете расспрашивать про лопаты, про лотки для промывки, карты там, все такое...
— Да, именно так. Я намерен подойти к делу профессионально.
Незнакомец, развеселившись от души, откинулся к спинке кресла:
— Недельный пансион в гостинице «Корона», только чтобы вопросы позадавать! — Он громко хохотнул. — А потом две недели в грязи, чтобы вернуть свои денежки!
Мади вновь скрестил ноги. Он был не в том состоянии, чтобы разделить энтузиазм собеседника, но строгое воспитание не позволяло ему проявить неучтивость. Он мог просто извиниться за свою безучастность, сославшись на какое-нибудь общее недомогание, — собеседник, казалось, был настроен вполне сочувственно, с его неспокойными пальцами и булькающим смехом, — но Мади не привык откровенничать с посторонними и уж тем более жаловаться кому-либо на недуги. Он внутренне встряхнулся и бодрым тоном осведомился:
— А вы, сэр? Вы, верно, здесь постоянно живете?
— О да, — откликнулся собеседник. — «Судоперевозки Балфура», да вы нас наверняка видели, сразу за складами, местечко что надо — Верфь-стрит, сами понимаете. Балфур — это я и есть. А звать меня Томасом. Вам тут тоже без крещеного имечка никуда; на приисках «мистерам» не место.
— Так, значит, надо начинать упражняться уже сейчас, — отозвался Мади. — Меня зовут Уолтер. Уолтер Мади.
[…]
Появление Мади застало врасплох двенадцать собравшихся, которые загодя позаботились, чтобы их не потревожили. Гостиную в передней части дома закрыли «на частное мероприятие», а под навесом поставили мальчишку наблюдать за улицей, на случай, если кому-нибудь придет в голову зайти пропустить здесь стаканчик, — маловероятно, поскольку курительная комната «Короны» обычно не славилась ни своим обществом, ни привлекательностью и на самом-то деле довольно часто пустовала, даже вечерами в выходные, когда старатели толпами стекались с холмов обратно в город потратить добытый песок на выпивку в веселых домах. Мальчишка-дежурный был от Мэннеринга и держал наготове толстую пачку билетов на галерку для бесплатной раздачи. Новый спектакль — «Дух Востока» — не мог не понравиться; в фойе оперы уже громоздились ящики с шампанским, любезно предоставленные за счет самого Мэннеринга, в честь премьеры. При наличии таких развлечений и полагая, что никакой корабль не рискнет осуществить высадку пасмурным вечером столь непогожего дня (все прибытия, запланированные согласно графику движения судового транспорта на страницах «Уэст-Кост таймс», к тому времени уже были учтены), собравшиеся и не подумали принять меры предосторожности против случайного чужака, который, возможно, зарегистрировался в гостинице за каких-нибудь полчаса до наступления темноты и уже находился в здании, когда мальчишка Мэннеринга заступил на свой пост у крытого входа, на мокром крыльце, выходящем на улицу.
Уолтер Мади, несмотря на располагающий вид и учтиво-отстраненную манеру держаться, тем не менее был здесь непрошеным гостем. Все в толк не могли взять, как бы убедить его уйти, не дав при этом понять, что его присутствие нежелательно, и тем самым не выдав подрывного характера своего собрания. Томас Балфур взял на себя задачу «прощупать» чужака лишь в силу случайности — раз уж они оказались рядом у очага: счастливое совпадение, ибо Балфур, при всем своем фанфаронстве и пустозвонстве, был куда как въедлив и умел повернуть обстоятельства к вящей своей выгоде.
[…]
— Мой дорожный сундук остался на борту корабля; погодные условия были слишком неблагоприятны, чтобы рискнуть преодолеть отмель сегодня вечером; мне сказали, что вещи доставят на таможню завтра во второй половине дня. Меня-то самого на лихтере переправили: небольшая команда вышла в море на веслах — очень храбро с их стороны! — и забрала пассажиров.
— Да-да, — посерьезнел Балфур. — Только за последний месяц тут три корабля затонули на этой отмели. Рисковый бизнес, что и говорить. Зато прибыльный. Когда корабли идут сюда, людям терять нечего. А вот когда отсюда... когда отходят отсюда, на борту-то золото!
— Мне рассказывали, что высадка здесь, в Хокитике, чрезвычайно опасна: эта пристань недаром пользуется дурной славой.
— Дурной славой, именно!И ведь ничего тут не поделаешь,если судно подлиннее сотни футов будет. Тут выпускай пар не выпускай, никакого напора не хватит, чтобы с места стронуться, если уж сел на мель. То-то славный начинается фейерверк: сигнальные ракеты со всех сторон взлетают. Но с другой стороны, не только с пароходами тут беда. Не только с крупногабаритными судами. Отмель Хокитики, Уолтер, любой добыче рада. Этот песок и шхуну потопит как нечего делать.
— Охотно в это верю, — кивнул Мади. — Мы плыли на барке — не слишком габаритном, подвижном и маневренном, достаточно крепком, чтобы противостоять самым страшным штормам, — и, однако же, капитан рисковать кораблем не стал. Он предпочел встать на рейде и дожидаться утра.
— Это «Ватерлоо», что ли? Регулярка до Чалмерса?
— Нет; вообще-то, частный чартер, — отозвался Мади. — Корабль называется «Добрый путь».
С тем же успехом он мог вытащить из кармана пистолет — это название прозвучало словно гром среди ясного неба. Мади оглянулся по сторонам (в лице его по-прежнему отражалась спокойная кротость) и отметил, что теперь к нему открыто приковано внимание всех собравшихся. Несколько человек отложили газеты; те, что якобы задремывали, открыли глаза; один из игроков в бильярд шагнул к нему, оказавшись в свете лампы.
При упоминании названия судна Балфур вздрогнул, но его серые глаза невозмутимо выдержали взгляд собеседника.
— Действительно, — промолвил он, разом утратив шумную развязность, что отличала его манеры вплоть до сего момента. — Сознаюсь, что название корабля мне не вовсе незнакомо, мистер Мади, — не вовсе незнакомо, но мне хотелось бы уточнить также и имя капитана, если вы не возражаете.
[…]
— Капитана, кажется, зовут Карвер, — медленно проговорил он. — Фрэнсис Карвер, если не ошибаюсь; это человек большой физической силы, мрачного вида, с белым шрамом на щеке. Соответствует ли описание тому, кого вы имеете в виду?
— Соответствует, — кивнул Балфур, в свой черед придирчиво всматриваясь в лицо собеседника. — Мне было бы любопытно узнать, как именно вы с мистером Карвером познакомились, — промолвил он, выждав мгновение. — Если, конечно, вы потерпите подобную бесцеремонность.
— Простите, но мы с ним не знакомы, — отозвался Мади. — То есть я уверен, что при новой встрече он бы меня не узнал.
Мади твердо решил, в полном соответствии с избранной стратегией, отвечать на вопросы Балфура вежливо и без возражений, чтобы иметь право затем в свою очередь потребовать нужных ответов. В искусстве дипломатии Мади был настоящим гением. Еще ребенком он инстинктивно понимал, что всегда лучше добром выложить часть правды, нежели сказать всю правду с видом обиженно-вызывающим. Готовность к сотрудничеству дорогого стоит, уже хотя бы потому, что подразумевает взаимность: услуга за услугу! Больше Мади не оглядывался, но, не отводя глаз, с открытым лицом, обращал свою речь исключительно к Балфуру, словно одиннадцать человек вокруг, неотрывно глядящие на него, нимало его не занимали.
— В таком случае, — промолвил Балфур, — я рискну предположить, что вы приобрели билет у помощника капитана.
— И деньги он положил в собственный карман, сэр. — Вы с ним в частном порядке договаривались?
— Эту схему придумала команда с согласия капитана, — отвечал Мади. — Легкий способ заработать лишний шиллинг, надо думать. Никаких коек не предусмотрено: тебе отводят местечко под палубами и велят держать ухо востро и под ногами не путаться. Неидеальные условия, что и говорить, но обстоятельства вынуждали меня покинуть Данидин немедленно, как вы уже знаете, а в этот день к отплытию был назначен только «Добрый путь». С помощником я познакомился лишь в момент заключения сделки; ни пассажиров, ни команды я лично не знал.
— И сколько же пассажиров приплыло на таких условиях? Мади невозмутимо выдержал взгляд Балфура.
— Восемь, — ответил он и вложил в рот сигару.
Балфур тут же уцепился за эту формулировку:
— То есть вы и еще семеро? Всего восемь человек?
Прямо отвечать на поставленный вопрос Мади не стал.
— Список пассажиров появится в газете в понедельник; вы, безусловно, сможете его просмотреть, — промолвил он, чуть скептически изогнув бровь и словно подразумевая, что необходимость в уточнении не только неуместна, но и неприлична. И добавил: — Мое настоящее имя в нем, конечно же, упомянуто не будет. Я путешествовал под именем Филиппа де Лейси: так звали человека, чьи документы я приобрел в Данидине. Уолтер Мади, согласно официальным данным, в настоящий момент находится где-то в южной части Тихого океана и плывет на восток, приближаясь, полагаю, к мысу Горн.
Лицо Балфура оставалось, как прежде, невозмутимым.
— Позвольте мне задать вам еще один вопрос, — промолвил он. — Мне всего лишь хотелось бы знать, есть ли у вас причины думать о нем хорошо или дурно. О мистере Карвере, я имею в виду.
— Не вполне уверен, что могу ответить вам с достаточной степенью объективности, на основании лишь слухов да собственных подозрений, — отозвался Мади. — Мне кажется, что этот человек был понуждаем покинуть Данидин как можно скорее, поскольку он поторопился сняться с якоря, невзирая на штормовой прогноз, но относительно причины подобной спешки я остаюсь в полном неведении. Официально я не был ему представлен и в ходе плавания видел его только издалека, и то нечасто: бóльшую часть времени он проводил в собственной каюте. Так что, как видите, мое мнение немногого стоит. И все-таки...
— И все-таки?—подсказал Балфур, видя, что собеседник умолк. Он ждал.
— Буду с вами откровенен, сэр. — Мади повернулся к собеседнику лицом к лицу. — Находясь на борту, я обнаружил некоторые подробности касательно корабельного груза, заставившие меня усомниться в законности всего предприятия. Если я в чем и уверен, то только в одном: не хотелось бы мне приобрести в мистере Карвере врага, если в моих силах этого избежать.
Темноволосый незнакомец по левую руку от Мади заметно напрягся.
— Говорите, в грузе что-то обнаружили? — вмешался он, подавшись вперед.
«Ага! — подумал Мади и тут же: — Пора сыграть на моем преимуществе!» И он обратился к новому собеседнику.
— Прошу меня простить, если я не стану вдаваться в подробности, — промолвил он. — Я ни в коей мере не хочу проявить к вам неуважение, но мы друг друга не знаем, или, скорее, я не знаю вас, поскольку мой сегодняшний разговор с мистером Балфуром достиг не одних только его ушей. Я в невыгодном положении, не столько в отношении себя самого, поскольку я-то представился со всей правдивостью, сколько в отношении вас, поскольку вы познакомились со мною, не будучи представлены, и выслушали мою историю без приглашения и никак на нее не отозвались. Мне скрывать нечего, касательно этого путешествия или любого другого, но должен признать, — тут он повернулся к Балфуру, — обидно, когда тебя допрашивают так придирчиво, а своих собственных целей не раскрывают.
Сформулировано это было несколько более агрессивно, нежели привычная Мади манера изъясняться, но говорил он спокойно, с достоинством, и знал, что правота — за ним. Не мигая, он глядел на Балфура и, широко распахнув кроткие глаза, ждал ответа. Балфур покосился на темноволосого незнакомца, который вклинился со своим вопросом, и вновь перевел взгляд на Мади. Выдохнул. Поднялся с кресла, швырнул окурок сигары в огонь, протянул руку.
— У вас бокал опустел, мистер Мади, — негромко проговорил он. — Будьте так добры, позвольте мне.
В наступившей тишине он отошел к серванту в сопровождении темноволосого незнакомца, который, выпрямившись в полный рост, едва не задевал головою низкий потолок. Темноволосый наклонился к самому уху Балфура и принялся что-то настоятельно ему нашептывать. Балфур кивнул и ответил что-то вполголоса — вероятно, отдал какие-то указания, поскольку высокий брюнет отошел к бильярду, жестом поманил блондина и, понизив голос, передал ему, что велено.
Мади чувствовал, как к нему возвращается его обычная живость. Бренди взбодрил его; он согрелся и просох; и ничто так не поднимало ему настроения, как предвкушение завлекательной истории.
Нередко случается, что измученная душа вынуждена обратиться к какому-то отдельному затруднению, которое человека совсем не касается; тогда эта вторая проблема оказывается для первой все равно что целительным бальзамом. Примерно так чувствовал себя сейчас Мади. Впервые с тех пор, как высадился с лихтера, он обнаружил, что способен ясно помыслить о своем недавнем злоключении. В контексте этой новой тайны его сокровенное воспоминание словно бы обрело свободу. Он смог восстановить в сознании преследующую его картину: воскресший мертвец, его окровавленное горло, его крик — и счесть ее сногсшибательной и поразительной, по-прежнему жуткой, но гораздо более объяснимой. Вся эта история приобрела некую ценность: он мог обратить ее в прибыль в порядке обмена.
Он следил, как сообщение шепотом передается от одного человека к другому. В неразберихе незнакомых акцентов никаких имен собственных он не различал, но было очевидно, что предмет обсуждения касается всех присутствующих. Мади заставил себя обдумать ситуацию трезво и тщательно. В силу невнимательности он уже один раз за вечер неправильно оценил обстановку; ошибиться вторично ему никак нельзя. Намечалось ограбление, не иначе, или, может статься, эти люди объединились против кого-то — не исключено, что против мистера Карвера. Их было двенадцать, что навело Мади на мысль о суде присяжных... но присутствие китайцев и туземца-маори исключало такую вероятность. Не прервал ли он, случайно, некий тайный совет? Но на каком таком совете соберется публика столь разношерстная, в том, что касается расовой и сословной принадлежности, а также и финансового статуса?
[…]
Наконец драматическое перешептывание на периферии приблизилось к некой развязке, и трескучая болтовня толстяка стихла. Вернулся темноволосый незнакомец и уселся на прежнее место слева от Мади; за ним пришел Балфур с двумя объемистыми порциями бренди. Один бокал он вручил Мади, отмахнувшись от его благодарностей, и присел сам.
— Я должен объясниться, — промолвил он, — по поводу того грубого допроса, которому только что подверг вас, мистер Мади, — не нужно возражать, это так. По правде сказать... по правде сказать... словом, правда заслуживает отдельного рассказа, сэр, и я буду по возможности краток.
— Если вы не возражаете против наших откровений, — добавил Гаскуан с другой стороны от Балфура с деланой вежливостью, что смотрелось довольно-таки неприятно.
Темноволосый незнакомец внезапно выпрямился в кресле и добавил:
— У кого-нибудь из присутствующих есть возражения?
Мади, моргая, оглянулся по сторонам, но все молчали.
Балфур кивнул, выждал еще мгновение, словно присовокупляя собственную предупредительность к учтивости остальных, и заговорил вновь:
— Скажу вам сразу: был убит человек. Этот ваш негодяй — Карвер, я имею в виду; не буду называть его капитаном — вот он и есть убийца, хотя черт меня подери, если я могу объяснить как или почему. Я просто знаю так же ясно, как вижу бокал в вашей руке. Если вы окажете мне честь и выслушаете часть истории этого злодея, тогда вы, возможно... ну, возможно, вы согласитесь нам помочь, при ваших-то обстоятельствах.
— Прошу меня простить, сэр, — отозвался Мади. При упоминании об убийстве сердце его неистово забилось; не исключено, что все это имело-таки некое отношение к призраку на «Добром пути». — И каковы же мои обстоятельства?
— Ваш дорожный сундук все еще на борту барка, он хочет сказать, — пояснил темноволосый незнакомец. — И завтра во второй половине дня вам нужно явиться в таможню.
Балфур, слегка поморщившись, махнул рукой.
— К этому мы еще вернемся, — промолвил он. — Для начала я прошу вас выслушать рассказ до конца.
— Разумеется, я его послушаю, — заверил Мади, ненавязчиво подчеркнув последнее слово: он словно бы предостерегал собеседника, что ожидать или требовать большего не стоит.
По бледному лицу Гаскуана скользнула мимолетная усмешка, но в следующий миг оно вновь помрачнело.
— Безусловно, безусловно,—заверил Балфур, поймав намек. Он отставил бокал с бренди, сцепил пальцы, стильно захрустел костяшками. — Итак, я попытаюсь ознакомить вас, мистер Мади, с причиной, в силу которой мы все здесь собрались.
