Детство Мунка прошло под сенью портретов бабушки и дедушки кисти известного художника-деревенщика Петера Однеса, унаследованных его отцом Кристианом. Собственно, эти портреты были первыми произведениями искусства, которые увидел маленький Эдвард. Они занимали важное место в домашнем интерьере, их можно увидеть на многих сделанных юным Мунком набросках съемных квартир, где в разное время жила семья. Надо заметить, что Эдвард был не первым художником в семействе Мунков. Во времена первой норвежской Конституции известность получил Якоб Мунк, приходившийся Кристиану Мунку двоюродным братом, — бесспорно, лучший в свое время в Норвегии художник-портретист.
Так что неудивительно, что Мунка с самого начала интересовал жанр портрета. Среди ранних его работ — портреты отца, тети, братьев и сестер. Отчасти это объяснялось тем, что родственники всегда находились под рукой и их не надо было уговаривать позировать. С возрастом Мунк не оставил увлечение портретами — теперь он писал коллег, которых легко можно было попросить выступить в роли модели. Самым известным из таких изображений стал большой портрет Карла Енсена-Еля.
Впрочем, то, что молодой Мунк писал портреты в основном друзей и коллег, диктовалось не столько ситуацией, сколько было сознательным выбором — заметим, что, в отличие от Мунка, его приятели-художники почти никогда не изображали своих коллег. Для него же работа над портретами была настоящей творческой потребностью — так Мунк развивал свои способности в области психологического анализа. Кстати, делал он это совершенно бескорыстно — заработать что-либо на портретах друзей было невозможно.
Правда, заказы не замедлили себя ждать. Первый —от одного молодого судовладельца — поступил в 1885 году. А в целом за свою долгую жизнь Мунк написал свыше 130 портретов маслом плюс к тому не поддающееся исчислению количество портретов акварелью, пастелью, средствами графики. Многие портреты он создавал одновременно в нескольких вариантах. Иногда это были наброски, иногда почти точные копии оригинала или варианты в строгом смысле слова — по ним отлично видно, как упорно воплощал Мунк волнующие его мотивы, как добивался не только точности психологической характеристики, но и наиболее верного цветового решения. Нередко большое число вариантов было связано с желанием точнее передать внешнее сходство; кстати, Мунк часто использовал в качестве подспорья в работе фотографии, хотя и говорил часто, что «портретное сходство» для него не самоцель:
Похож портрет или не похож — вопрос второстепенный. Первостепенный вопрос — чтобы он стал произведением искусства. Кому не нравится — пусть идут к фотографу. Конечно, сходство никто не запрещает — более того, художнику трудно избежать сходства… Я всегда слышу: «Мне нужно произведение искусства». Ну так и радуйтесь, что из вас сделали произведение искусства. Но с этим всегда возникают проблемы...
Следует отметить, что лучшие портреты Мунка из тех, что были сделаны на заказ, принадлежат к «произведениям искусства» и в то же время весьма точно передают облик модели. Великолепный пример тому — картина «Четыре сына доктора Линде».
Во многих отношениях Мунк был необычным портретистом. Он написал большое количество портретов на заказ — что верно, то верно. Но при этом всю жизнь он увлеченно писал портреты знакомых людей — исключительно потому, что они интересовали его как модели для создания художественных образов. Большинство лучших портретов Мунка относятся именно к этой категории — в том числе портреты Ханса Егера, Августа Стриндберга, Альберта Кольмана, Людвига Карстена.
По портретам графа Гарри Кесслера можно проследить, как заказ стал отправной точкой для дальнейшего развития мотива, захватившего воображение художника. После создания первой, несколько официальной картины мысль о художественном воплощении образа графа не покидала Мунка. Судя по всему, второй портрет был написан по инициативе самого художника. Сначала он выполнил подробный эскиз и только потом создал вариант, ставший окончательным. Возможно, именно работа над вторым портретом Кесслера положила начало необычной практике создания одновременно нескольких вариантов одного портрета.
Особое место в творчестве Мунка занимает портрет Густава Шифлера, написанный в Варнемюнде, и созданные в Крагерё величественные портреты друзей, которых художник называл «хранителями моего искусства». Это своего рода дань близким людям, сохранившим верность дружбе в тяжелое время; правда, это совсем не значит, что, изображая их, Мунк отказался от подробной проработки характеров.
Любовь к изображениям родственников и друзей приводила к тому, что граница между собственно «портретом» и сюжетом картины с участием реального прототипа у Мунка размывалась. Хорошим примером тому может служить множество изображений Яппе Нильсена. К примеру, он позировал для «Меланхолии», хотя сюжет картины определенно носит автобиографический характер. Позднее Мунк писал его и сидящим, и в полный рост. Спустя тридцать лет после появления «Меланхолии», в 1920-е годы, Яппе появляется на двух портретах — на одном он выведен в образе «себя самого», на другом — с бокалом вина в руке в качестве обобщенного образа представителя богемы, каковым, впрочем, Яппе и был на самом деле. Примерно то же самое можно сказать и о портрете Осе Нёррегор в синем платье — Мунк «заново» использует этот образ почти в неизменном виде, сделав Осе центральной фигурой картины «Женщины на мосту».
У творчества Мунка есть весьма важная характерная черта — он постоянно перерабатывал материал с целью добиться максимальной простоты выражения и обобщенности образа. Одним из проявлений этого качества стало использование так называемых формул — своего рода символической нагрузки, каких-то отличительных деталей, которые со временем обретали собственное значение. Такие символические образы, однажды возникнув, затем подолгу «путешествовали» по творческому универсуму Мунка, все более укрепляясь в своем новом значении, — например, лицо Пшибышевского постепенно стало обозначать «ревнивца». Похожий процесс произошел с женским образом, напоминающим Туллу, — у Мунка он символизирует опасную женщину, желающую подчинить мужчину; впрочем, первых представительниц этого гибельного племени Мунк начал рисовать задолго до встречи с фрёкен Ларсен. В этот ряд стоит включить и склонность Мунка придавать персонажам свои собственные черты — как правило, неясный профиль — для создания образа чувствительного, ранимого мужчины.
Изредка Мунк писал портрет какого-либо человека для того, чтобы выразить свои представления о типе, к которому, по его мнению, этот человек принадлежит. Так были созданы картины «Француз» и «Немец». Портрет упитанного, самодовольного консула Сандберга тоже в какой-то мере можно считать изображением человеческого типа, это же можно сказать и о портрете Енсена-Еля, внешний вид которого сразу наталкивает на мысль о принадлежности к богеме. Но, как правило, Мунк старался обходиться без характеризующих персонаж атрибутов, самое большое, что он мог себе позволить, — это сигарету или трость. Он почти не изображал детали интерьера, которые помогли бы вписать персонаж в некий контекст и навязали бы определенное толкование картины. На картинах Мунка мы видим их очень редко — например, книжную полку за спиной графа Кесслера или заваленный бумагами стол директора швейцарского музея. По мысли художника, психологическая характеристика должна проявляться без вспомогательных деталей. Обыкновенно фон, на котором изображены его «жертвы», выглядит довольно неопределенно — часто это просто стены комнаты, а персонаж стоит в углу или напротив двери. В этом случае характеристика персонажу дается прежде всего с помощью внутренней перспективы помещения или цветовой гаммы; тем самым исключается возможность построения догадок об общественном или финансовом положении персонажа, которые обыкновенно делаются исходя из окружающих его деталей интерьера.
Конечно, портреты на заказ были для Мунка важным источником доходов — в особенности в кризисный период 1905 года. Картины декоративного плана наподобие «Юнаса Ли с семьей» или «Хенрик Ибсен в кафе “Гранд”», стилистически напоминающие портрет Ницше, изначально создавались в расчете на заработок. По возвращении в Норвегию Мунк продолжил работать над выгодными заказами. Кого он только не писал — и жен судовладельцев, и коллекционеров, и директоров, и мэра, — да что там, даже бывшего премьер-министра Отто Блера и директора Норвежского банка Николая Рюгга. Таким образом, веселое пророчество Герберта Эше, что Мунк-де однажды будет писать портрет короля, хотя и не сбылось, оказалось весьма близким к истине.
Были и такие, кого восприятие Мунком их персоны не устроило. Например, Германа Шлиттгена, который писал с явным раздражением, что его норвежский друг «чуть не умер со смеху», когда увидел «Немца» на выставке. А вот как комментирует портрет своей дочери один недовольный отец: «Что ж, картина нашла счастливый приют в доме. Я сказал “счастливый”? “Несчастливый” было бы гораздо точнее. Она послужила причиной настоящей маленькой бури, ни моя жена, ни мои дети не видят ни малейшего сходства картины с оригиналом, и вообще знать о ней не желают. Да и я сам здорово испугался, когда увидел ее вчера».
Однако эту реакцию нельзя назвать типичной. Например, дочь премьер-министра Блера выразила свои чувства от официального портрета отца, написанного Мунком, в таких словах: «Для меня было поистине незабываемым впечатлением увидеть великолепный портрет отца вашей работы, и я не могу передать, как меня потрясло это зрелище. Мы оба считаем, что вам как нельзя лучше удалось отобразить его характер. Сегодня ночью я долго не могла уснуть, думая о том, какая для нас честь, что этот блестящий портрет еще долго будет украшать стортинг».
Мунк прекрасно осознавал, сколько может возникнуть проблем, связанных с ожиданиями, которые люди обычно предъявляют к жанру портрета:
Человек хочет, чтобы его увидели таким, какой он, по его собственному мнению, есть, каким он видел себя в течение тысяч мимолетных мгновений жизни — в течение многолетних жизненных испытаний, каким его увидел портной и каким захотел сделать, каким его видели близкие (и каким видела его мама) и многочисленные кузины. Он хочет выглядеть так, как люди видят его на трибуне, — если мы говорим об известном общественном деятеле.
Но все это, по мнению Мунка, дело второстепенное. Единственное, что стоит принимать в расчет, — это сама картина, а для ее создания важны не ожидания, но лишь «беспристрастный взгляд, который, собственно, и есть первое условие возникновения произведения искусства».
