Для Beatles 1963 год проходил словно в тумане. Их нагрузка зашкаливала. В детстве они по выходным валялись в постели и слушали диджея Брайана Мэтью: «Здравствуйте, дорогие друзья, с вами снова “Saturday Club” на радио BBC Light!» Теперь они сами были звездами в «Субботнем клубе» и за тот год появились в этой передаче десять раз — шутили с ведущим («Я Ринго, на ударных стучу», «Я Пол, на басу бренчу», «Я Джордж, на гитаре бренчу», «Я Джон, на гитаре бренчу, временами шучу»), а в перерывах между репликами опустошали свои закрома и исполняли песни, которые не могли играть на гастролях из-за ограничений по времени. Была еще радиопередача под названием «Pop Goes The Beatles» 3, и все больше и больше телевизионных выступлений, на которых они обычно просто открывали рты под фонограмму своих хитов. Их снова ждала дорога: только в этом году они сыграли более двухсот концертов по всей Британии, а еще записали два альбома и четыре сингла. А когда ничего из перечисленного делать не приходилось, Джона и Пола сажали под замок — сочинять новые песни для Beatles или других протеже Брайана Эпстайна. Бывшая гардеробщица «Кэверн», Присцилла Уайт, превратилась в Силлу Блэк и получила одну песню. Билли Дж. Крамер — четыре.
Битлы работали непрестанно, можно сказать на износ, и для любой другой группы, не столь харизматичной, это могло бы быть чересчур. Но для них все было наоборот. Брайан Эпстайн благодаря хорошему менеджменту — и в равной мере удаче — цементировал их в сознании нации. Разумеется, дикий график исключал для них даже намек на тихую домашнюю жизнь. Синтия, во всех смыслах мать-одиночка, катала ребенка в коляске по Вултону и ждала, пока Джон позвонит. Она всегда ждала.
3 августа Beatles в последний раз выступали в «Кэверн». Подвалы, украшенные как на праздник, были забиты до отказа, но в воздухе витала горечь. Фанаты понимали, что их бросили. А для Синтии это был просто очередной вечер, когда ее вновь попросили держаться подальше.
В шестидесятые годы британские семьи, если могли позволить себе летний отдых, в основном ехали на побережье, останавливались в каком-нибудь пансионе и надеялись, что будет солнечно. И именно для таких отдыхающих Beatles в июле и августе давали концерты на курортах всей страны, прежде чем добрались до Саутпорта и оказались поблизости от родных мест. И когда они были там и наконец смогли провести больше чем пару ночей на своих кроватях, вышла песня, которой предстояло стать их величайшим британским хитом — «She Loves You».
Джон и Пол написали ее еще в июне, в гостинице после выступления в Ньюкасле, а затем на день прервали гастроли и записали в студии. Она отличалась и от всех песен, что звучали в чартах, и от всего их прежнего творчества. От самого вступления Ринго на ударных до трехголосия в финальном аккорде — неожиданно джазового, на чей-то взгляд, — она мгновенно завладевала всеми, кто ее слышал. Она строилась как весточка другу, и за основную тему, скорее всего, отвечал Пол — он любил рассказывать в своих песнях маленькие истории, как это иногда делал Бадди Холли. Но нисходящие ноты из «Three Blind Mice» в рефрене «…yeah, yeah, yeah…» — это абсолютно и несомненно Джон Леннон. Джон еще этого не знал, но у него открылся дар встраивать в песни чеканные фразы и слоганы — и тот, что был в «She Loves You», оказался настолько заразительным, что вскоре его скандировали группы подростков, а футбольные фанаты распевали его в поддержку любимых команд. «We love you, yeah, yeah, yeah…» — ревели они на трибунах, а по всей Европе Beatles вскоре стали известны как «Йе-Йес».
С выходом «She Loves You» британская пресса наконец-то узрела, какой бриллиант несколько месяцев сверкал у нее под самым носом. И так как Beatles продолжили свою одиссею по стране — теперь в огромном черном «остин-принцесс», как две капли воды похожем на королевский, — репортеры бросились за ними.
То, что они обнаруживали, часто их поражало. Обычно поп-звезды были кроткими работягами и безропотно исполняли все, что им приказывал импресарио. Beatles были не такими. Да, Пол обычно любезничал, а Джон, в зависимости от настроения, бывал забавным или сердитым, но их уверенность в себе и своем новом положении часто доходила до высокомерия. И репортеру, которому удавалось поймать их перед выступлением, пока они сидели в очередном отеле очередного чужого города, порой казалось, что он попал в пьесу Беккета или Пинтера.
Американский журналист Майкл Браун, когда последовал за группой в тур, в документальном отчете для своей книги «Love Me Do» отразил в совершенстве этот невозмутимый разговор заскучавших ребят:
Джон. Так, еще сига, и пойду дрыхнуть… Эй, а знаете, как по-американски «дрыхнуть»? Hit the sack. «Мешок пихануть», мать его. Не люблю «мешки». Как услышишь, так перед глазами эти наши, бурые, с картошкой…
Пол. Ага, задумаешься так… «Мешок пихануть»… Это так грязно… так многосмысленно…
Джон. Ну да… Sack — слово многозначное. Вот посмотришь с одной стороны — так мешок. А с другой — так грабеж. Можно пограбить Рим. А можно пограбить мешок, прикинь… А если вдуматься, как звучит… так можно что-то осквернить, или на саксофоне сыграть, или сахарком посыпать…
Ринго. Или убить кого и в жертву принести…
Да, не такие шутки привыкли репортеры шоу-бизнеса слышать от поп-звезд. Но Beatles осмелились отличаться. А 13 октября на самом популярном в стране телеварьете «Воскресный вечер в лондонском “Палладиуме”» они завели свой коронный фальцет — и в едином ритме затрясли головами, размахивая свежевымытыми, благоухающими шампунем шевелюрами. Это была шутка, практически насмешка над самими собой, и над Джоном только посмеялись, когда он впервые предложил вместе потрясти головами. Но это сработало. Вся страна, от молодых до стариков, влюбилась в этих дерзких нонконформистов, перед которыми все прежние рок-звезды казались замшелыми пеньками. Теперь в популярных газетах мелькали статьи о мальчиках, которых услали домой из школы за стрижки «под битлов», или о распродаже пиджаков в битловском стиле — «налетай, торопись!», и о поклонниках, что стояли в очереди всю ночь, чтобы получить желанные билеты на концерт… В разгар этого буйства «She Loves You» достигла продаж в миллион экземпляров (первый сингл в Великобритании, покоривший эту отметку), и, когда волна восторга распространилась на континент, группа отправилась на четырехдневные гастроли в Швецию.
Только прилетев обратно в Лондон из Стокгольма и увидев, как тысячи фанатов ждут их возвращения в аэропорту Хитроу, Beatles начали осознавать, чего сумели достичь.
Четыре дня спустя, 4 ноября, в Британии остался последний бастион: они предстали на «Королевском варьете» перед самой королевой-матерью. В те дни приглашение сыграть для королевской семьи считалось величайшим комплиментом для артиста, и даже битлы были на взводе. Как и всегда во время грандиозных событий, на сцене их представлял Джон.
«Я просто безумно нервничал, но я хотел кое-что отчудить, так, слегка побунтовать», — вспоминал Джон. Он прищурился, оглядел публику — все зрелые, холеные, при деньгах… кивнул в сторону диадем в королевской ложе, которую и не видел-то без очков, и сказал: «Итак, это наш последний номер, и я хотел бы попросить вашей помощи. Кто на местах подешевле — хлопайте в ладоши. А остальные… просто трясите своими драгоценностями!» — и запел: «Well, shake it up, baby, now… twist and shout…»
Некоторые комментаторы считают, что в эту ночь родилась битломания, но если так, то она с августа ждала в родильной палате: новое слово постепенно пробиралось в английский язык, выражая бедлам и истерику, порожденную группой. Газетные репортеры, телеведущие, диджеи, фоторедакторы, офисные работники, студенты, больничные сестры, сотрудники магазинов, фермеры на полях, старики в домах престарелых… едва ли не все в Британии, казалось, хотели обрести нечто общее с Beatles. Ничего подобного никогда еще не случалось. Их не просто любили подростки. Сама королева-мать аплодировала им с улыбкой на глазах у 26 миллионов телезрителей — а это почти половина населения Великобритании — и тем даровала группе символическое одобрение высшей власти. В Британии облик и звучание шестидесятых получили свое имя — Beatles.
Какими были чувства Джона, когда он преувеличенно низко, почти в насмешку, поклонился королеве-матери, мы можем только гадать. Для него это было игрой, и он играл в нее снова. Любому, кто спрашивал, он без капли стеснения говорил о том, что хочет «быть богатым и знаменитым». Если для этого нужно было преклонить колено перед королевской семьей, он будет только счастлив — хотя, может быть, метафорически скрестит пальцы за спиной.
Неизбежно находились те, кто видел в Beatles лишь мимолетную причуду, но они игнорировали свидетельства не только своих собственных глаз, но и собственных ушей. Всё потому, что пока в обществе набирала обороты истерия, творческий двигатель Beatles, уже наработавший сотни часов в гостиничных номерах и в студии на Эбби-роуд, не останавливался ни на мгновение. Новый альбом и сингл ждали выхода как раз к Рождеству.
— Но как же ваш аристократический акцент, Джордж? — изумились они.
И он объяснил. В шестнадцать лет он решил записать для себя пластинку с музыкой в стиле Дебюсси, которую сочинил сам, и отправился в небольшую частную студию. Все шло хорошо, пока он не послушал запись — и не услышал впервые свой собственный голос, когда объявлял, что собирается играть. Только тогда он понял, что у него страшный акцент кокни.
С этого момента он понял: хочешь добиться чего-то в музыкальном мире — придется изменить свой акцент и заговорить словно диктор BBC. Что он в конце концов и сделал. О том, впечатлило ли битлов его признание, история умалчивает.
Мартин родился в 1928 году, так что был на поколение старше их, и был управленцем, а в этой сфере акцент был важен. Для Beatles все было по-другому. К отчаянию Мими, Джон теперь даже не пытался уменьшить свой ливерпульский скауз — наоборот, он его намеренно усиливал, особенно когда выступал на телевидении. На протяжении всей своей карьеры он стойко, словно солдат, будет держаться за то, чтобы не утратить свою манеру речи, а может, и преданность своему рабочему происхождению (пусть во многом воображаемому). «Мы были первыми певцами из рабочего класса, которые остались рабочим классом… и не пытались изменить свой акцент… на который в Англии смотрели свысока», — настаивал он. Точнее было бы сказать, что он сделал себя «профессиональным ливерпульцем».
По иронии судьбы, к концу 1963 года влияние Beatles привело к пересмотру взглядов в Британии на сам скауз. Еще несколько месяцев — и быть ливерпульцем станет даже модно.
Если большую часть первого альбома битлы записали за один день, то второй, «With The Beatles», создавался шесть месяцев и был совершенно осознанным и продуманным шагом вперед. Стиль возобладал уже на конверте, фотографию для которого cделал Роберт Фримен в августе прошлого года и на котором, в монохромном стиле Астрид, красовались лица четверки в естественном полумраке гостиничного коридора. Конверт для их первой пластинки ваяли в спешке на лестнице в штаб-квартире EMI в центре Лондона; но с этого момента современная мода молодежного искусства будет проявляться во всем, что коснется группы. Они установили музыкальное направление, а теперь определяли визуальную подачу пластинок, — и тот же стиль немедленно копировали группы-конкуренты. Теперь уже Beatles стали лидерами новой поп-культуры.
Что до музыки, то половину песен для второй пластинки составили кавер-версии их любимых американских хитов в стиле ритм-энд-блюз. Джон решил спеть «Please Mr. Postman» группы The Marvelettes, «Money (That’s What I Want)» Баррета Стронга и, самое главное, «You’ve Really Got A Hold On Me» группы The Miracles, а Джорджу отдали «Roll Over Beethoven» Чака Берри. Но стиль записи изменился: Джордж Мартин показал им, сколь эффективным может стать удвоение вокала. «Мы на том альбоме себя до смерти удвоили», — вспоминал Леннон.
Помимо того что он стал их продюсером, Джордж Мартин внес еще один вклад. Может, он и не интересовался рок-н-роллом, но в присутствии Beatles превратился в виртуоза буги-вуги на фортепиано. Битлов могло быть лишь четверо, но в записи третьей песни на второй пластинке участвовала пятерка музыкантов.
Синглом не стала ни одна из шести новых песен Леннона и Маккартни, хотя «All My Loving» Пола, очередная «весточка», окажется одним из его самых больших хитов в исполнении многих других артистов. Для Джона знакомой территорией стала «It Won’t Be Long», с ее антифонным строем. «I Wanna Be Your Man» вышла проходной, и ее они с Полом сперва отдали Ринго, а потом, проникшись душевным веянием «все рокеры — одна семья большая», подарили группе The Rolling Stones. С последними они повстречались в клубе «Crawdaddy» в лондонском Ричмонде после телесъемки в Теддингтонской студии, находившейся неподалеку. Позже они ехали на такси через центр Лондона и вдруг заметили Эндрю Луга Олдэма, импресарио The Rolling Stones, выскочили из машины и отправились с ним в Сохо, в студию Trident, где обнаружили, что музыканты изо всех сил пытаются придумать что-нибудь для своего второго сингла. Песню «I Wanna Be Your Man» двое битлов еще не завершили, но быстро все обсудили, дописали стихи — и оставили The Rolling Stones первый билет в двадцатку лучших в Великобритании.
Джон всегда хорошо с ними ладил, особенно с Китом Ричардсом и Брайаном Джонсом, несмотря на то что скоро фанаты сочтут их соперниками. И все же не настолько он их любил, чтобы отдать им какую-нибудь песню Beatles получше. Он был не дурак.
Пластинка «With The Beatles» вышла в пятницу, 22 ноября 1963 года. В ту ночь они играли в Стоктон-он-Тис, и прямо перед их выходом на сцену просочились новости, что в Далласе убили Джона Ф. Кеннеди, президента США.
Позже в тот же вечер вся четверка битлов вместе с музыкантами из других групп в их туре собрались у телевизора в фойе отеля. Как и много где той ночью, почти никто ничего не говорил.
Через неделю, когда «She Loves You» все еще находилась на вершине чартов после беспрецедентного трехмесячного пребывания, вышла «I Want To Hold Your Hand». Джон мог напускать туману, когда говорил о том, как были написаны многие его песни, но об этой он помнил. Ему она нравилась. В то время он остановился в гостинице на лондонской Рассел-сквер и отправился работать с Полом в дом родителей Джейн Эшер на Уимпол-стрит, где Пол тогда жил. «Мы были внизу, в погребе (так, вероятно, он назвал подвал в доме Эшеров), играли на пианино… и у нас родилась строка: “Yeah, you got that something”, и Пол взял этот аккорд, а я повернулся к нему и сказал: “Да, вот так! Давай еще раз!” В те дни мы действительно привыкли писать так… когда играли нос к носу».
Для автора, который мог быть столь внимателен к словам, «I Want To Hold Your Hand» кажется почти инфантильной песенкой о подростковой любви — может, потому и неудивительно, что ее название часто в шутку переиначивали в более реалистичном духе: «I Want To Hold Your Gland». Но в тот момент слова не имели значения. Воздействие их пластинок — вот что было важно. Интересно, что песня «This Boy» на второй стороне пластинки с ее трехголосием в стиле ду-воп, рассказывающая о совершенно разном отношении двух юношей к девушке, была по смыслу гораздо глубже, но когда я семь лет спустя спросил о ней Джона, то он ответил, что даже не помнит, как ее написал.
Возможно, фанатам это покажется странным, но тогда было так много песен — и на головы Леннона и Маккартни словно ливень обрушилось так много похвал, — что иногда даже вехи в их карьере проходили сами собой и никто даже не думал обращать на них особое внимание. Тем более что иногда похвала исходила из самых невероятных источников.
К 1963 году газета Times уже больше века считалась трезвым и ответственным столпом британского истеблишмента. И когда ее главный музыкальный критик Уильям Манн, следуя духу времени, посвятил свою колонку обзору нового альбома Beatles, он немало переполошил музыкальные круги — это уже выходило за рамки беззаботных развлечений. Стоило ему написать о «субмедиантовых модуляциях и пандиатонических кластерах…», об «эолийской каденции в финале “Not A Second Time”» (последовательность аккордов, завершающая симфонию «Песнь о земле» Густава Малера), он распахнул врата — сперва, конечно, для насмешек, но затем к песням Леннона и Маккартни стали относиться все серьезней.
Джон все еще говорил об этом в 1970-м, и, как обычно, грубовато. «“Not A Second Time”? Это о которой болтал тот дуралей из Times? — спросил он меня. — Первая заумная хрень, которую про нас написали. Там были просто аккорды. Обыкновенные аккорды, как всегда. Но кто ж не знает: когда о тебе пишут заумную хрень, это помогает».
