Мари Лафарж
Мари Каппель была симпатичной девушкой 24 лет от роду, но замуж не спешила. Ни одно из предложений руки и сердца не удовлетворяло ее требованиям. Семейное предание гласило, что ее бабушка была внебрачной дочерью, плодом любовной связи между мадам де Жанлис и герцогом Орлеанским, принцем крови Филиппом Эгалите (который в свое время выступил за казнь Людовика XVI). Помимо того, что Мари, вероятно, приходилась кузиной королю Луи-Филиппу, она также была сиротой, что делало ее особенно уязвимой на рынке невест, и по мере взросления ситуация усугублялась. И конечно, она представляла выгодную партию для мужчины, который заботился о своем положении в обществе.Она выросла в семейном замке Виллер-Элон и получила образование в школе для девочек из высшего общества Эны, где изучала литературу и музыку. К тому же она была вполне обеспечена, лишь в качестве приданого имея в распоряжении 80 000 франков. Ее друзья подыскивали ей супруга. Однажды летним вечером 1839 года барон Гара, управляющий Банком Франции, пригласил ее на обед, на котором также присутствовал Шарль Лафарж. 8 июля Мари написала подруге письмо, которое сохранилось до сегодня. Никто не скажет за нее лучше, чем она сама, так что приводим цитату: «Дорогая, хочу сообщить тебе важную новость. Она удивит тебя, но не больше, чем меня саму. Ты же знаешь, у меня непростой характер, я вечно рассуждаю о плохом, но я наконец выхожу замуж, и все произошло так стремительно! В среду я познакомилась с неким господином и понравилась ему, а он мне — нет. В четверг я снова с ним увиделась, и он уже не так отталкивал меня. В пятницу он сделал мне предложение, и я не сказала ему «да». В субботу же я не сказала «нет». А сегодня, в воскресенье, мы опубликовали объявление о браке. Он носит фамилию Лафарж (не слишком красивую), а зовут его Шарль (это уже не так уж и плохо). Он не красавец, но и не урод, вид у него довольно свирепый, хоть и не лишен добродушия. Зубы у него превосходные, чтобы меня съесть. Репутация — безупречная. У него поместье в Лимузене, в 150 лье* от Парижа, и, насколько я могу судить по плану, что он мне дал, его замок довольно милый. И еще — он меня просто обожает, а мне это нравится!»
Однако в письме она умолчала о том, что этот мужчина 28 лет от роду был вдовцом без детей, а состояние сколотил за счет железа. Он владел литейной мастерской в Ле-Гландье в Коррезе, что близ Юзерша.
Эти детали пока что совершенно не трогали Мари, так что уже 23-го числа того же месяца брак был заключен (с невероятной поспешностью) в одной из столичных церквей, и на следующий же день молодожены отправились в Коррез. Первым пунктом назначения их долгого пути по мощеным дорогам стал Орлеан. Они остановились в отеле, поужинали и поднялись в свою комнату. Мари задержалась в уборной, и супруг в нетерпении громко постучал в дверь, а когда она вскоре вышла, то осыпал ее оскорблениями и угрозами. Произошедшее расстроило ее, а дальше становилось только хуже, супруга же, казалось, все устраивало.
После они прибыли в Ла-Шатр, где жили родители Лафаржа. Эти люди, совершенно лишенные какого-либо такта, вели себя так вульгарно, что шокировали новобрачную. Наконец они добрались до Ле-Гландье. В тот день шел сильный ливень, и обстановка показалась молодой жене безотрадной. Замка же не существовало, вместо него она обнаружила картезианский монастырь, чьих обитателей выгнали оттуда во времена Великой французской революции, а само здание затем продали тому, кто предложил наиболее высокую цену. Семья Лафарж приобрела его за небольшую сумму и в 1832 году установила плавильные печи. Комнаты, предназначенные для хозяев, были лишены всяких удобств, старую мебель изъели черви, ковры и занавески протерлись до дыр, и, как в любом загородном доме, все кишело крысами.
Каждый день приносил молодой жене новые разочарования. Конечно, она мечтала о совсем другой жизни и тосковала в плену этого огромного стылого здания, находившегося на отшибе. К тому же отношения со свекровью с самого начала стали натянутыми. Мари испытывала такое разочарование, что пожелала покончить с этим, когда не прошло еще и трех недель. Но как ей вернуть свободу?
Она думала, что сможет добиться этого, написав письмо мужу. Итак, 15 августа Мари посвятила тому, за кого слишком поспешно вышла замуж, целый роман. На коленях она просила у него прощения за допущенную ошибку. Она любила не его, а другого, и эти страдания так мучили ее, что она просила позволить ей умереть. Как и мужа, ее возлюбленного звали Шарль, он был красив, благороден. Они знали друг друга с детства — и любили. Но затем вмешалась другая женщина…Мари уже тогда хотела умереть, но затем решила всем назло выйти замуж. Однако она совсем не знала о «таинствах» брака. Она смотрела на мужа как на отца, полагая, что кроме поцелуя в лоб от нее больше ничего не требуется.
Затем она завуалированно упомянула, как была лишена девственности и что последующее совсем ей не понравилось. Она даже осмелилась написать следующее: «Ваши ласки мне отвратительны». Она нигде не находила себе места, и смерть представлялась единственным выходом. Затем Мари осторожно затронула разницу их мировоззрения, окружения и всего того, что неотвратимо отдаляло их от друга. Затем, вспомнив,
что сочиняет роман, она заявила, что виделась со своей прежней любовью в Орлеане. Он жил напротив их гостиницы, а затем последовал за ней, и сейчас он здесь, неподалеку от Ле-Гландье. Так что она должна была выбраться из сложившейся ситуации, уйти куда-то далеко или умереть, но так или иначе навсегда исчезнуть.
Наконец, она предложила ему устроить ей побег. Она много думала и решила, что отправится в Смирну, в далекую Турцию. Пусть он запряжет двух лошадей в телегу, а один из его людей сопроводит ее до Брива. Оттуда она доберется до Бордо и сядет на корабль. Деньги… их она ему оставит, чтобы он поправил свои дела, которые шли не слишком уж ладно. А там, на месте, она справится, будет жить за счет уроков… ему не следует беспокоиться. Но Мари заклинала его обставить дело так, чтобы все думали, что ее больше нет на свете. Она заявила, что готова бросить свою накидку в одно из местных ущелий. Если же он ей откажет… на этот случай она прямо поставила его в известность, что у нее есть мышьяк. Она закончила письмо словами, по которым стало бесповоротно ясно, что она не испытывает к мужу никаких чувств. Наконец, Мари заключила: «Убейте меня, я этого заслуживаю, и поскольку вы меня уже не любите, то можете простить». Это подразумевало, что он предоставит ей свободу.
Как отреагировал ее супруг, история умалчивает. Тем не менее он сумел ее успокоить и больше не требовал от нее исполнения супружеских обязанностей, поскольку Мари в конечном счете осталась в Ле-Гландье.
Так прошло три месяца. 12 ноября супруги Лафарж заверили у нотариуса совместное завещание, согласно которому в случае смерти одного из них все имущество перейдет другому. Чуть меньше месяца спустя Шарль Лафарж уехал из Ле-Гландье в Париж. Недавно он разработал важную инновацию в области выплавки железнодорожных рельс и надеялся внедрить ее в промышленность. Через несколько дней после приезда Шарль получил от жены посылку, а именно сладкий пирог, который она просила съесть как можно скорее, пока он не засох. Шарль его надкусил, и вкус показался странным, а через пару минут его вырвало. Всю ночь он промучился от сильной боли, пирог же выбросил.
Шарль вернулся в Коррез через две недели. 3 января он добрался до Ле-Гландье и чувствовал себя таким уставшим, что сразу уснул. На следующий день боли, которыми он страдал в Париже, возобновились. 5-го числа, а затем 10-го Мари просила лакея своего мужа Дени купить мышьяк у месье Эйсартье (аптекаря в Юзерше). Им она собиралась травить крыс, которые постоянно бегали по чердаку и тем самым тревожили несчастного больного.
Того количества, которое она приобрела для этих целей ранее, 15 декабря прошлого года, явно не хватило. Но все тщетно. 14 января Шарль Лафарж скончался в страшных мучениях, крысы же вокруг превосходно себя чувствовали. Лакей и свекровь, которая и так недолюбливала невестку, сразу заподозрили Мари в том, что она отравила мужа. Именно свекровь сообщила об этом королевскому прокурору. Поскольку начали расследование и врач из Юзерша произвел вскрытие тела, друзья Мари посоветовали ей бежать, но она отказалась. В органах умершего обнаружили следы мышьяка, и этого небольшого количества оказалось достаточно, чтобы 23 января 1840 года потребовать ареста жены. Обыскали не только Ле-Гландье, но и парижскую квартиру Шарля Лафаржа в надежде найти хотя бы несколько крошек пресловутого пирога.
Вокруг дела сразу поднялся шум, чему в том числе способствовали слухи о кровной связи обвиняемой с королем. Кроме того, к делу об отравлении прибавились обвинения в краже, которую Мари совершила весной прошлого года. Тогда она отправилась на несколько дней за город, в замок Бюзаньи возле города Понтуаз, чтобы погостить у недавно вышедшей замуж подруги, мадам Леото. Та показала ей украшения, подаренные
мужем по случаю помолвки и замужества. Жемчуга и бриллианты стоили около 8000 франков. Спустя несколько дней хозяйка дома пожелала надеть украшения, но шкатулки были пусты. Сначала обвинили в краже прислугу, но затем сняли с них подозрения, Мари же вернулась в Париж.
У месье Леото не было ни тени сомнения. Та, которую подозревали в отравлении своего мужа, и украла драгоценности его жены, так что он подал иск против вдовы Лафарж. 9 июля 1840 года Мари приговорили к двум годам тюремного заключения за кражу.
Расследование дела об убийстве быстро завершилось. 30 сентября 1840 года Мари предстала перед Бривским судом. От всех нападок она защищалась с пылом и остроумием. Обвинения прокурора она опровергла несколькими фразами, исполненными здравого смысла. Если ее муж считал, что она его отравила, стал бы он избавляться от пирога? Он тогда отправил бы его на анализ. Внезапная рвота? А кто не страдал от расстройства желудка из-за испортившейся пищи? Симптомы отправления мышьяком? До сегодняшнего дня она о них ничего не знала. Более того, супруг поправился довольно скоро и уже мог заниматься своими делами и проводить встречи. Почему по возвращении ему снова стало плохо? Ну, доктор Бардон, занимавшийся его лечением, не заметил никаких признаков отравления и даже не помышлял о таком! Он лечил
Шарля Лафаржа от воспаления горла. Из Брива вызвали еще одного врача, доктора Массена, он осмотрел больного 10 августа и заподозрил язву желудка. Что касается доктора Буше, то он, хотя и отмечал «необычные симптомы», ни разу не упоминал о яде! Но прокурор парировал, что месье де Лепина как раз таки упоминал. Да, но о подобных подозрениях ему уже сообщил слуга Лафаржа, Дени, который ненавидел ее! Более того, именно он приобрел мышьяк. Если бы яд предназначался ее мужу, отправила бы она слугу за ним?
Будь она преступницей, то обставила бы все иначе! Ста граммов достаточно, чтобы убить 20 человек. Но именно столько было указано в рецепте от 5-го числа, а также в рецепте от 10-го числа, и оба этих рецепта выписал ей доктор Бардон. Что касается свекрови, которая обвиняла ее в убийстве своего сына, то она присутствовала при этом, равно как и 15 декабря.
Допустим, но как тогда объяснить показания некой художницы, мадам Брюн, которая 11 января видела, как Мари добавляла в гоголь-моголь для своего мужа какой-то белый порошок? Это был гуммиарабик, подсластитель. Художницу нанял ее муж, чтобы та написала его портрет. Как можно всерьез воспринимать заявления этой мечтательницы, которая на мгновение поверила, что она очутилась в Венеции или Фло-
ренции во времена ядов, дожей и Медичи! Если бы она собиралась отравить мужа, то осмелилась бы на такое при свидетельнице? Не было бы легче сделать это в одиночестве, уличив минуту днем или ночью?
В конце концов доказать вину Мари в убийстве было совершенно невозможно, и все же казалось очевидным то, что она это сделала. Ее ум стал ее главным оружием. Пользуясь невежеством врачей, во время суда она непринужденно опровергла все выдвинутые обвинения. Ее должны были оправдать, но оставалось еще дело о краже драгоценностей, и ее вину в этом удалось доказать, поскольку при обыске среди личных вещей обнаружили жемчуг и бриллианты мадам Леото. Пытаясь оправдаться, Мари путалась в абсурдных показаниях. Это была еще одна страница романа, но толком написать ее не получилось. Якобы через нее мадам Леото хотела передать драгоценности шантажисту, этот негодяй грозился рассказать мужу о ее изменах. Но шантажист больше так и не объявился, а ей же не хватило времени вернуть украшения владелице. Присутствовавшая на заседании мадам Леото все отрицала, муж поддержал ее. Три месяца спустя, когда по делу об отравлении начался суд присяжных, Мари уже признали виновной в краже.
За 16 дней ожесточенных дискуссий обвинение не добилось успеха. Ее адвокаты находили опровержения любым свидетельским показаниям, а мотив преступления не был установлен, поскольку свои трудности в браке пара ни с кем не обсуждала. Более того, выводы экспертов значительно отличались друг от друга. Некоторые утверждали, что обнаруженная доза мышьяка не могла послужить причиной смерти, другие — наоборот. Защита просила химика Распая дать показания на суде, однако тот ограничился письмом, в котором пояснял, что результаты его исследований противоречат выводам его коллеги Орфилá. Тот же высказывался в пользу отравления. Наконец, защита предъявила обвинения самому покойнику. Мужчину, который женился не на женщине, а на приданом, который вложил ее деньги в почти что прогоревший бизнес, а затем заставил ее подписать завещание, согласно которому получал возможность не возвращать долг, нельзя было назвать честным. А сама Мари, разве она не взяла в долг у бривских банкиров 30 000 франков
и не вложила их в его предприятие, чтобы предотвратить банкротство?
Тем не менее Мари Лафарж признали виновной и приговорили к пожизненной каторге. Все же она была воровкой, а стало быть, несмотря на отсутствие мотива или доказательств, можно представить себе, как она решилась на убийство.
С учетом ее предполагаемого происхождения и связей, Мари Лафарж расколола общественное мнение. К числу защитников относились маршал Жерар, графиня де Монтескью, граф де Морни, графиня де Валанс, они написали множество писем, пытаясь добиться ее оправдания. В тюрьме она пользовалась также поддержкой Луи-Наполеона Бонапарта, возглавлявшего ряды «лафаржистов». Сначала наказание заменили на тюремное заключение. В июне 1852 года ее помиловали: на тот момент она отбывала срок в Монпелье. Но Мари Лафарж уже была больна и 7 ноября того же года умерла от чахотки. Ее похоронили на кладбище небольшой деревни Орнолак, где она нашла убежище, у подножия Пиренеев.
В истории Мари Лафарж осталась как воплощение отравительницы. В XVII веке была маркиза де Бренвилье, а в XIX веке — Лафарж. Ее случай припоминали обвинители на всех процессах, где женщину судили за отравление мужа. Вполне возможно, что все дальнейшие отравительницы подражали ей. Мари Лафарж, несомненно, была великой отравительницей, но все же ее осудили.
*Примерно 600 км.
