Первая мысль, которая приходит в голову неподготовленному читателю, когда он открывает любой роман Бориса Виана: «Что, черт возьми, здесь происходит?» И с каждой новой страницей бедняга лишь укрепляется в этой мысли.
Вселенная Виана действительно, мягко говоря, необычна. Герой стрижет перед зеркалом веки, а вместо цветов ставит на стол вазу с куриными эмбрионами, врач измеряет температуру и давление деревянному стулу и слушает его предсмертные скрипы, на воскресной мессе кюре боксирует с дьяволом, обычный месяц май сменяется июньгустом и январелем – и это лишь мелкие, между делом брошенные детали, каких десятки в каждой из книг француза. Скучные подробности быта французских инженеров, буржуа, богемы автор смешивает с невозможным, сюрреалистическим миром, где живо чувствует даже неживое, а законы физики отменены. На выходе получается нечто вроде чудесной сказки для взрослых.
Сказка эта, впрочем, очень жестока. Один из главных законов миров Виана – ничто, ни у кого и никогда не заканчивается хорошо, хотя начинается всегда весело. И все его романы, при всем пышном гротеске, ядовитом юморе и эротизме, проникнуты такой глубокой печалью, что поневоле в голову читателя влезает еще одна мысль: «А кем был человек, который все это написал?»
Борис Виан. Источник: wikipedia.org
Родился Борис в благополучной и богатой семье с собственной виллой, но по закону жизни (а впоследствии – виановских книг) благополучие длилось недолго. В 1929 году отец семейства Поль Виан разорился из-за промышленного кризиса, и семья потихоньку обеднела. А у самого Бориса уже в два года начались серьезные проблемы со здоровьем: он переболел ангиной, вызвавшей болезнь сердца. Когда будущему писателю было пятнадцать, болезнь усугубил брюшной тиф.
Больное сердце лишило Виана надежд на долгую жизнь, а сам он не слишком старался ее продлить, предпочитая на полную катушку провести отмеренный ему срок. Как раз с пятнадцати лет он увлекся джазом и стал играть на трубе. При проблемах Бориса с сердцем напрягать легкие, чего требует этот инструмент, было совершенно противопоказано – но Виан игнорировал и это, и прочие предписания врачей.
Музыка осталась с ним до конца жизни и для молодого Виана была страстью куда более сильной, чем литература. В начале 1940-х, когда во Франции хозяйничали немцы, он играл джаз в любительском оркестре Абади (в армию Бориса не призвали из-за сердца), а уже после освобождения страны вместе с тем же оркестром выигрывал международные конкурсы и сопровождал по Парижу американских джазменов, включая Чарли Паркера и Дюка Эллингтона. В игре на трубе Виан ориентировался на американского кларнетиста Бикса Байдербека и, по словам друга писателя Клода Леона, «Борис перенял у Бикса сладострастный, романтический, цветистый стиль». То же можно сказать и о виановской прозе, которую он потихоньку начинает писать в 1940-е.
Именно для Мишель Виан написал свое первое произведение в прозе (до 1942 года у него были только стихи). Когда она была беременна, да еще и заболела, муж сочинил «Волшебную сказку для не вполне взрослых», чтобы утешить ее. Мишель сказка понравилась, и Борис, вдохновившись, написал еще две шуточные книги, снискавшие популярность в его интеллектуально-джазовой тусовке: «Разборки по-андейски» и «Сколопендр и планктон».
Но переломным годом для Виана-писателя стал 1946-й. В этот год он написал три произведения, определивших его литературное лицо. Одно из них – под псевдонимом, о нем речь пойдет ниже. А под его собственным именем вышли «Пена дней» и «Осень в Пекине».
Оригинальное издание «Пены дней». Источник: edition-originale.com
«Пена дней» стала визитной карточкой писателя – к сожалению, уже после его смерти, когда в 1960-е начался бум необычной, сюрреалистической литературы. В абсурдной, печальной и светлой истории любви юноши по имени Колен и девушки Хлои, которая страдает от редкой болезни – в ее легком расцветает лилия-нимфея, – Виан отразил и любовь к джазу (при первой встрече Колен спрашивает Хлою: «Вы в аранжировке Дюка Эллингтона?»), и ненависть к монотонной работе («Работать ужасно. Человек низводится до уровня машины»), и предчувствие, что за молодостью, красотой и любовью неизбежно следуют муки, потери и смерть. Виан уже знал, о чем говорил: в 1944-м году неизвестные грабители убили его отца, друг юности погиб, выпав из окна, а у самого писателя все чаще болело сердце. Чем дальше, тем грустнее становились его романы.
Зато неожиданным успехом обернулась литературная шутка. В конце 1940-х, после успеха Генри Миллера с его «Тропиком Рака», Франция сходила с ума по всему американскому, особенно неприличному и скандальному. На этой волне в 1946-м, между «Пеной дней» и «Осенью в Пекине», Борис сговорился с парочкой отчаянных издателей и написал идеальную американскую чернуху. Роман назывался «Я приду плюнуть на ваши могилы», автором его якобы был Вернон Салливан (имя составлено из фамилий двух джазменов), мулат, бежавший от американского расизма, а Виан лишь перевел книгу на французский. Мистификация удалась на славу. В книге не было ни капли традиционных для Виана зауми и тонкого юмора, зато хватало секса, крови и жестокости. Публика была в восторге.
Обман вскрылся не сразу, «Салливан» успел написать еще три романа с очаровательными названиями «Мертвые все одного цвета», «Уничтожим всех уродов» и «Женщинам не понять», но к 1950-му Виана заставили признать, что настоящий автор этих книг, изрядно взбудораживших общество, именно он.
В последние годы жизни Бориса, как и в юности, музыка приносила ему больше радости, счастья и денег, чем литература. Он даже успел повлиять на будущее французского рок-н-ролла, записал вместе с актрисой Магали Ноэль невероятно фривольный по тем временам дуэт «Джонни, Джонни, сделай мне больно!» (в очередной раз возмутив всех ханжей и буржуа Франции). Если бы этот человек – эстет, работяга и провокатор – прожил на десять лет больше, у него были бы все шансы стать звездой и иконой для протестующих 1968-го.
Но шансов на эти десять лет не было. В 1956-м, после ряда тяжелых приступов, врачи окончательно запретили Виану петь и играть, намекнув, что любое выступление может стать последним. Жить становилось все тяжелее. За год до смерти он писал о себе в привычном гротескно-печальном стиле: «Одной ногой я уже в могиле, а другая машет только одним крылом».
Даже умер Виан крайне по-виановски: горько, абсурдно и при обстоятельствах несколько смехотворных. 23 июня 1959 года он отправился на премьеру фильма «Я приду плюнуть на ваши могилы» по книге «Салливана» – из-за этой экранизации он долго ругался с киношниками, в итоге потерял права на фильм и шел смотреть как простой зритель. Через десять минут этого зрелища больное сердце писателя не выдержало. Сердечный приступ – до больницы Виана довезти уже не успели.
Можно было бы долго подводить итоги жизни писателя, но лучше не стоит – вряд ли ему, свободному художнику и противнику всяческих иерархий и серьезностей, это бы понравилось. Все-таки не зря «самый виановский из всех романов Виана», «Осень в Пекине», заканчивается словами: «Из всего сказанного можно сделать какой угодно вывод».
Вселенная Виана действительно, мягко говоря, необычна. Герой стрижет перед зеркалом веки, а вместо цветов ставит на стол вазу с куриными эмбрионами, врач измеряет температуру и давление деревянному стулу и слушает его предсмертные скрипы, на воскресной мессе кюре боксирует с дьяволом, обычный месяц май сменяется июньгустом и январелем – и это лишь мелкие, между делом брошенные детали, каких десятки в каждой из книг француза. Скучные подробности быта французских инженеров, буржуа, богемы автор смешивает с невозможным, сюрреалистическим миром, где живо чувствует даже неживое, а законы физики отменены. На выходе получается нечто вроде чудесной сказки для взрослых.
Сказка эта, впрочем, очень жестока. Один из главных законов миров Виана – ничто, ни у кого и никогда не заканчивается хорошо, хотя начинается всегда весело. И все его романы, при всем пышном гротеске, ядовитом юморе и эротизме, проникнуты такой глубокой печалью, что поневоле в голову читателя влезает еще одна мысль: «А кем был человек, который все это написал?»
Трубач с больным сердцем
Из-за имени Бориса Виана (1920–1959) всю жизнь путали с русским. Когда ближе к концу жизни он исполнял песню «Дезертир», направленную против войны во Вьетнаме, возмущенные французские ветераны даже кричали ему: «Убирайся в Россию!» На самом деле с Россией Виана связывала разве что любовь его матери Ивонны к опере «Борис Годунов», в честь которой она и назвала своего второго сына.Родился Борис в благополучной и богатой семье с собственной виллой, но по закону жизни (а впоследствии – виановских книг) благополучие длилось недолго. В 1929 году отец семейства Поль Виан разорился из-за промышленного кризиса, и семья потихоньку обеднела. А у самого Бориса уже в два года начались серьезные проблемы со здоровьем: он переболел ангиной, вызвавшей болезнь сердца. Когда будущему писателю было пятнадцать, болезнь усугубил брюшной тиф.
Больное сердце лишило Виана надежд на долгую жизнь, а сам он не слишком старался ее продлить, предпочитая на полную катушку провести отмеренный ему срок. Как раз с пятнадцати лет он увлекся джазом и стал играть на трубе. При проблемах Бориса с сердцем напрягать легкие, чего требует этот инструмент, было совершенно противопоказано – но Виан игнорировал и это, и прочие предписания врачей.
Музыка осталась с ним до конца жизни и для молодого Виана была страстью куда более сильной, чем литература. В начале 1940-х, когда во Франции хозяйничали немцы, он играл джаз в любительском оркестре Абади (в армию Бориса не призвали из-за сердца), а уже после освобождения страны вместе с тем же оркестром выигрывал международные конкурсы и сопровождал по Парижу американских джазменов, включая Чарли Паркера и Дюка Эллингтона. В игре на трубе Виан ориентировался на американского кларнетиста Бикса Байдербека и, по словам друга писателя Клода Леона, «Борис перенял у Бикса сладострастный, романтический, цветистый стиль». То же можно сказать и о виановской прозе, которую он потихоньку начинает писать в 1940-е.
Легкомысленные трагедии
Виан, молодой человек с блестящим образованием и без гроша в кармане, ни к чему не относился слишком серьезно. Игнорировал катаклизмы Второй мировой – не принял сторону ни коллаборационистов, ни Сопротивления, сохранив аполитичность. Равнодушно, хоть и вполне ответственно работал инженером: в 1942-м устроился в «Ассоциацию по нормализации» (лучшее место для будущего автора безумных книг), где разрабатывал стандарт формы для стеклянной бутылки. Даже женился в первый раз чуть ли не просто так. Его подруга Мишель Леглиз отвергла сватовство перспективного буржуазного юноши. Ее разъяренные родители требовали, чтобы Мишель тогда вышла замуж хоть за кого-нибудь, и, когда она жаловалась Борису, тот ответил: «Ну что ж, в таком случае поженимся!».Именно для Мишель Виан написал свое первое произведение в прозе (до 1942 года у него были только стихи). Когда она была беременна, да еще и заболела, муж сочинил «Волшебную сказку для не вполне взрослых», чтобы утешить ее. Мишель сказка понравилась, и Борис, вдохновившись, написал еще две шуточные книги, снискавшие популярность в его интеллектуально-джазовой тусовке: «Разборки по-андейски» и «Сколопендр и планктон».
Но переломным годом для Виана-писателя стал 1946-й. В этот год он написал три произведения, определивших его литературное лицо. Одно из них – под псевдонимом, о нем речь пойдет ниже. А под его собственным именем вышли «Пена дней» и «Осень в Пекине».
«Пена дней» стала визитной карточкой писателя – к сожалению, уже после его смерти, когда в 1960-е начался бум необычной, сюрреалистической литературы. В абсурдной, печальной и светлой истории любви юноши по имени Колен и девушки Хлои, которая страдает от редкой болезни – в ее легком расцветает лилия-нимфея, – Виан отразил и любовь к джазу (при первой встрече Колен спрашивает Хлою: «Вы в аранжировке Дюка Эллингтона?»), и ненависть к монотонной работе («Работать ужасно. Человек низводится до уровня машины»), и предчувствие, что за молодостью, красотой и любовью неизбежно следуют муки, потери и смерть. Виан уже знал, о чем говорил: в 1944-м году неизвестные грабители убили его отца, друг юности погиб, выпав из окна, а у самого писателя все чаще болело сердце. Чем дальше, тем грустнее становились его романы.
Призрак американца
Нельзя сказать, что это способствовало великой популярности Виана как литератора. Кое-какую славу после выхода «Пены дней» он заработал, особенно на фоне дружбы с экзистенциалистами и лично Жан-Полем Сартром, который от души смеялся над пародией на себя в романе Виана – Жан-Солем Партром. Но последующие книги – загадочная «Осень в Пекине», где нет ни слова об осени или Пекине, «Красная трава» (1950) – об инженере, построившем машину для забывания воспоминаний, «Сердцедёр» (1953), где безумная мать сажает детей в клетки, – не снискали успеха у критиков, да и продавались плохо.Зато неожиданным успехом обернулась литературная шутка. В конце 1940-х, после успеха Генри Миллера с его «Тропиком Рака», Франция сходила с ума по всему американскому, особенно неприличному и скандальному. На этой волне в 1946-м, между «Пеной дней» и «Осенью в Пекине», Борис сговорился с парочкой отчаянных издателей и написал идеальную американскую чернуху. Роман назывался «Я приду плюнуть на ваши могилы», автором его якобы был Вернон Салливан (имя составлено из фамилий двух джазменов), мулат, бежавший от американского расизма, а Виан лишь перевел книгу на французский. Мистификация удалась на славу. В книге не было ни капли традиционных для Виана зауми и тонкого юмора, зато хватало секса, крови и жестокости. Публика была в восторге.
Обман вскрылся не сразу, «Салливан» успел написать еще три романа с очаровательными названиями «Мертвые все одного цвета», «Уничтожим всех уродов» и «Женщинам не понять», но к 1950-му Виана заставили признать, что настоящий автор этих книг, изрядно взбудораживших общество, именно он.
Песенка спета
Жизнь по-прежнему не слишком улыбалась Виану: он сочинял пьесы, их ставили, но без особого успеха, а серьезные романы публика вообще игнорировала. Но этот писатель не умел унывать и никогда не опускал руки: перебивался случайными заработками (газетными статьями, сценариями, либретто), публиковал рассказы и стихи, играл джаз. Развелся с первой женой, женился второй раз – снова из-под палки. В 1950-е начал писать песни, а потом и исполнять их. Здесь тоже не обошлось без провокаций: он клеймил в текстах войну и высмеивал французское общество. Пение Виана было больше похоже на декламацию – не хватало дыхания. Но свой вклад в историю французской авторской песни он сделал. Иначе бы Серж Генсбур не вспоминал в 1980-е: «Только потому, что я услышал Виана, я решил попытать счастья в этом непритязательном жанре».В последние годы жизни Бориса, как и в юности, музыка приносила ему больше радости, счастья и денег, чем литература. Он даже успел повлиять на будущее французского рок-н-ролла, записал вместе с актрисой Магали Ноэль невероятно фривольный по тем временам дуэт «Джонни, Джонни, сделай мне больно!» (в очередной раз возмутив всех ханжей и буржуа Франции). Если бы этот человек – эстет, работяга и провокатор – прожил на десять лет больше, у него были бы все шансы стать звездой и иконой для протестующих 1968-го.
Но шансов на эти десять лет не было. В 1956-м, после ряда тяжелых приступов, врачи окончательно запретили Виану петь и играть, намекнув, что любое выступление может стать последним. Жить становилось все тяжелее. За год до смерти он писал о себе в привычном гротескно-печальном стиле: «Одной ногой я уже в могиле, а другая машет только одним крылом».
Даже умер Виан крайне по-виановски: горько, абсурдно и при обстоятельствах несколько смехотворных. 23 июня 1959 года он отправился на премьеру фильма «Я приду плюнуть на ваши могилы» по книге «Салливана» – из-за этой экранизации он долго ругался с киношниками, в итоге потерял права на фильм и шел смотреть как простой зритель. Через десять минут этого зрелища больное сердце писателя не выдержало. Сердечный приступ – до больницы Виана довезти уже не успели.
Можно было бы долго подводить итоги жизни писателя, но лучше не стоит – вряд ли ему, свободному художнику и противнику всяческих иерархий и серьезностей, это бы понравилось. Все-таки не зря «самый виановский из всех романов Виана», «Осень в Пекине», заканчивается словами: «Из всего сказанного можно сделать какой угодно вывод».
